А способ? Способ придумать не сложно. В его возрасте очень даже легко уснуть и не проснуться, особо и напрягаться не требуется. Только подозревал Иван Васильевич, что такое с ним не приключится. Придется что-то хитрое придумать, снотворного что-ли напиться, как школьница забеременевшая.
— Иван Васильевич, голубчик, что-то вы загрустили. Обидели мы вас чем-то? — с искренним сочуствием в голосе спросила Смерть.
— От меня что-то требуется еще? — вопросом на вопрос ответил директор. — Если нет, то я пойду, пожалуй… на работу завтра… устал я что-то и нездоровится. Видать замерз нонече, как бы не простудиться…
Иван Васильевич не замечал, что бормочет это все себе под нос, удаляясь все дальше и дальше по пустынной аллее от призрачной компании. И никто не кричит ему вслед «Останься! Не уходи!» Обидно! Только на себя обижайся, черт старый, тяжело вздохнул он.
Вздохнул и в первый раз за многие годы ощутил неимоверную тяжесть, давящую на плечи, сгибающую спину. Атмосферный столб давит, мысленно улыбнулся он, вспомнив изречение Остапа Бендера. Улыбнулся и немного легче на душе стало.
Жить нужно, как все люди живут, нечего заморачиваться на потустороннюю суету. Не дело живого человека, что по ту сторону бытия происходит. Живи и живых радуй своими делами, им это нужнее. Жизнь, как полет метеора в атмосфере, в сравнении с вечностью, что душе дана.
Каждое мгновение той жизни ценно общением, разговором, чувством. Так делись всем этим щедро с тем, кто рядом с тобой живет. Второго шанса не будет, хотя, если попросить… нет, не будет. Ни к чему все это, баловство.
От такой философии посветлело на душе Ивана Васильевича. И не только на душе. Сквозь пелену, что глаза застилала, увидел он свет ясный все более разгорающийся прямо перед ним.
И звук появился, нестройная какофония, словно большой оркестр перед концертом инструменты настраивает.
Смахнул он слезу и остановился, как вкопанный в изумлении. Все души, сколько их есть на его кладбище, собрались перед ним высоким амфитеатром. Лица торжественные просветленные, веет от них радостью и счастьем.
Непохоже, что уговаривать собираются, больше на торжественные проводы похоже. Без слез, без печали.
Словно по сигналу невидимого дирижера замерли звуки, хрустальная тишина разлилась в округе. Кажется, скажи слово и зазвенит оно мириадом маленьких колокольчиков.
Красиво, аж душа замирает.
Обернулся Иван Васильевич, чтобы слово благодарности высказать, да и замер с открытым ртом.
