(даже сам Господь Бог!), после настолько блестящего, настолько обещающего ее начала, ее сладостно-безумного старта, ее, сулящих бессмертие, пропитанных миллионами еще не заработанных долларов, надежд, не имел права так хватать и комкать, и уж тем более, совать сюда, в этот страшный, навсегда захлопнувшийся капкан, в эту щель, на биллион световых лет отстоящую не то что от Пиккадилли – от самого занюханного переулка в каком-нибудь Могадишо. Поэтому сейчас я не только, как прежде, бесился. Я попирал основу, сам смысл своего несправедливого бытия, если, конечно, насекомоподобное услужение цветочному молоху, вокруг которого вертелось житие автомата-дедка (и мое, надо признаться, не менее жалкое, тоже), имело вообще хоть какой-нибудь смысл.
Я поднял планку повыше – изрыгал проклятия остальной окружающей флоре.
Он на это понятливо хмыкнул.
И все так же астматически вздыхая, пришаркивая, причмокивая, кряхтя и постанывая, отправился по библейским делам своим: к лиатрису и камнеломке, лимоннику и магонии – подправить, окучить, остричь…
За кустом вздохнул capreolus.
Так в чем же проблема удачного мщения?
Змея утверждала – именно аспид, злодей, василиск должен был поднять оружие первым! Вот ее непреклонное требование, вот то, с чего начинала кобра оказавшиеся столь продуктивными наши встречи, и чем их старуха непременно заканчивала: отвечай лишь на нападение!
О, Дайсэцу Тэйтаро Судзуки[57] – великий стрелок лука дзэн! Увы, я не был безмятежным этим сэнсеем, с одинаковым деревянным умиротворением готовым обозревать и цветение сакуры, и вселенский атомный взрыв, не имел чести прослушать его нью-йоркские лекции, не подносил учителю крохотную, словно государственная пенсия, чашечку согревающего саке.
Хотя, с другой стороны, обладай скорбный раб терпением Будды – пришлось бы расслабляться в злобном, бесполезном ожидании до трубных звуков первого ангела. Не поймался дед на мой психоз с дримопсисом! Не хуже советчицы-кобры он знал тактику: в чем еще раньше неоднократно своим несчастным лбом я мог убедиться!
И тем не менее, вдохновленный речами козла, я готовил реванш.
Что касается благодарности за предоставленную коброй помощь – как только мой организм весь залился внутренней силой, отправлен был в пасть благодетельнице последний хвостатый улов огородных мышеловок. Сознаюсь – я все-таки какое-то время терзался своим нехорошим поступком по отношению к дряхлой Нагайне: ведь, овладев боевой тайной прыжков и ударов, я тут же забросил учителя. Лопоухий доверчивый Маугли! Лишь позднее, когда пришел неизменный (и, увы, трагический) опыт, я осознал одну непреложную истину: в отличие от добра, зло не требует вознаграждения. Оно в высшей степени альтруистично и готово трудиться бесплатно.
