— Сейчас надзиратели ищут ножи. Ботают, что убийцы прячутся. Пустой номер. Как всегда ничего не найдут.
— Это вас, Шестаков, хотели, — упавшим голосом произнес Журин. — За то, что вы вызвали майора во Владимире. Звери! Чуть что не по нраву — резать, рвать, убивать. Никаких сдерживающих внутренних тормозов.
— Так и у примитивных людей, — заметил Домбровский. — Я путешествовал, наблюдал. Такие же плёвые нервы. Вскипают в миг и по любому пустяку — за нож. Трудные люди.
6
Журин решил повидать Трофимова. Хотел отговорить его от расправы с Шестаковым.
В бараке воров первым бросился в глаза Гарькавый. Сидел он на нижних нарах, пощипывал гитару, и пел:
Перебиты, поломаны крылья,
Жуткой болью мне сердце свело,
Кокаина серебряной пылью
Все дороги мои замело.
Это, видно, был конец песни, ибо Гарькавый, сменив мотив, продолжал:
Дорогу построили быстро,
Прямая легла как стрела.
Эх, сколько костей заключенных
Собою подмяла она.
Журин рассмотрел сидевшего возле замерзшего оконца Трофимова и подошел к нему. Трофимов оторвался от книги.
— А…а, вагонный фраер. Чего пожаловал? Барахлишко просить? Не пеняй — все загнали, проиграли, спустили, но коли худо тебе — помогу. Ты головастый. Еще пригодишься.
— Нет. Я не с этим. Хочу насчет Шестакова.
— Цыц! Полундра! — прижал Трофимов палец к губам. — Стены уши имеют.
Залезли на вторые пустовавшие нары. Трофимов спросил:
— Знаешь, где ховается?
— Нет.
— Ну, тогда не о чем говорить.
— Зачем вам за каждую мелочь убивать? — с болью произнес Журин. — Ну, ошибся человек, не знал ваших законов. Наложите в загривок. Но убивать? Это ж так только дикари делают. А вы, Сидор Поликарпович — начитанный человек. Не к лицу это вам.
— Так нужно нам. Мы должны показать сукам, что душок в нас жив. Их здесь больше, чем нас, и потом знаешь, о чем спросил Шестаков сразу же, как пришел на лагпункт? — «Где тут оперуполномоченный?» — Ясно? Шестаков — это сука из вашего огорода. Вижу насквозь. Подлее всех. Он вкапался, гадюка, схвачен на живце.
— Сидор Поликарпович, это же предположение. Зачем вам умножать кровавый счёт? И без вас разные терзатели обескровили народ. Ради матери своей, не губите, пока не доказана вина.
Трофимов молчал. То ли думал. То ли прислушивался к очередной жалобной песне. Печальные раздумчивые мотивы были в сегодняшнем репертуаре Гарькавого. Прислушался и Журин.
Там бывают такие морозы,
Что трещит, расколовшись, земля.
Ты ж мантулишь под сучьи угрозы,
Пока хряснет как льдинка душа.
