– А где же Америка? – воскликнул он после моего длинного объяснения, пересыпанного жестами и наглядными демонстрациями, когда я использовал чашку, чтобы показать, где находится Индия, и чайник, чтобы показать, где находятся Британские острова.
– Америка в другой стороне, – объяснил я.
– Значит, Италия рядом с Рипин (Японией)?
– Нет, Ринпоче, она здесь, гораздо ближе Англии.
– Так или иначе, это очень далекое и очень странное место.
Мне вспомнился тибетский трактат о географии под названием «Дзамлинг гьеше мелонг» («Зерцало полного описания мира»), который еще использовали в школах до недавнего времени. Там есть любопытный пассаж о Сицилии. В Сицилии «есть высокая гора; меж ее камней исходит большое пламя. Оно течет в океан и возвращается в гору. Оно не сжигает траву и деревья, но сжигает золото, серебро, медь и человеков. И есть там особая трава, которая больше нигде не растет. Если человек съест ее, он умрет от смеха». Может быть, это далекое эхо не только Этны, но и виноградников, которые с такими превосходными результатами возделывают у ее подножия?
В разговоре наступила пауза, и я почувствовал, что из вежливости обязан съесть одну из предложенных мне жирных, масляных лепешек, покрытых какой-то шерстью и пылью. Должно быть, они несколько месяцев пролежали на какой-нибудь полке в монастыре, и я нашел их невыразимо гадкими. Я старался не думать о них (хотя мне пришлось заставить себя проглотить пару кусочков) и между тем наблюдал за лицом Ринпоче. Какой характер был в его глазах! Определенно это был не лама аскетического толка, возвышающийся надо всеми существами мира, а успешный прелат, с удовлетворением завершающий блестящий жизненный путь, знаток людей, их слабостей и тайных мотивов.
Тут в комнату вошел монах с письмом. В монастырь только что доставили почту из Индии, а остальная отправилась дальше по своему пути на север, в Лхасу. На письме была индийская марка, а адрес явно написан рукой европейца. Драгоценный долго рассматривал конверт снаружи, распечатал его чрезвычайно твердой для восьмидесяти четырех лет рукой и увидел, что письмо написано почерком, который он не мог разобрать; тогда он повернулся ко мне и попросил меня прочесть и перевести его. Это было письмо от старых знакомых, от Наланда. Несколько месяцев тому назад они провели пару недель в монастыре и теперь писали, чтобы сказать, что у них все хорошо и что они уехали из Калькутты в Западный Тибет. Они спрашивали, что нового у ламы такого-то и трапы такого-то и как поживает Драгоценный и маленький бодхисатва. Все в комнате, по-моему, пришли в восторг от письма и тут же стали называть упомянутые в нем имена.
