— Это мерзявка Адальжиза, — пояснил режиссёр.
— А за что вы её так ругаете?
— И не думаю. Просто сеньора принадлежит к лилипутскому племени, именующему себя мерзявками. Да увеличьтесь же, сеньора!
Точка начала быстро расти и превратилась в женщину небольшого роста, даже ниже Расщепея. Сколько ей лет, сказать было трудно, настолько она была накрашена. Озму она разочаровала: разве такой должна быть красавица Тереса?
Адальжиза поймала взгляд девушки и сказала ледяным тоном:
— Здравствуйте, сеньорита, и не смотрите на меня дикими глазами. Я сейчас сделаю из себя Тересу, и вы увидите, что я гожусь на эту роль.
С этими словами она убежала.
— Ты знаешь, Олеся, — обратился Расщепей к падчерице, — многие смогли бы лучше сыграть Тересу. Но этой Адальжизе я обязан тем, что вообще ставлю эту картину и играю в ней главную роль. Правда, и в моей смерти прошу винить Адальжизу Ш…
— Как это?
— Очень просто. Ещё когда я жил на Земле, она раз ночью заявилась ко мне домой и стала просить, чтобы я взял её в кино. И предложила сюжет для картины — вот эту самую революцию. Она — Тереса, я — Алехандро, народная борьба, а в последнем кадре мы с ней целуемся. Но я отказался.
— Почему? — Озма была поражена.
— Да потому, что я тогда ещё ничего не знал про Найду и решил, что мерзявка морочит мне голову. Хотя мог бы задуматься: а каким образом Адальжиза попала в мою комнату сквозь запертую дверь? Но тогда я только и сказал: «Вы не знаете истории!» — а она вызвала своего приятеля Идолище Поганое — вот оно, кстати, оно у нас играет Людоеда. Идолище, познакомьтесь: Олеся Расщепей — наша Хуана Вальеха.
— Очень приятно, — басом сказало Идолище, протягивая Озме огромную лапу, покрытую коричневой и синей шерстью. Девушка пожала лапу с удовольствием и без страха. Идолище оказалось хоть и огромным, и лохматым, но совсем не поганым, а очень даже симпатичным.
— Так вот, — продолжал Расщепей, — Адальжиза стала кричать на Идолище, и оно вынуждено было посадить меня на люстру.
— Но ты, мой повелитель, — перебило Идолище, — ты только дунул на меня, и я вылетело в окно с рамой на шее! С пятого этажа! О, ты велик и могуч, мой господин!
— Нет, люди добрые, вы только посмотрите на него! Я уже полгода не устаю перед ним извиняться. Я ведь не знал тогда, какое славное наше Идолище. А оно только что на коленях не ползает. Я и не думал, что так получится, и не виноват, что в своём доме и стены помогают! Так вот, после этого Адальжиза не рискнула больше спорить и ушла. А я так хохотал, что в буквальном смысле слова умер со смеху! Шутка ли — сидеть в два часа ночи на люстре и беседовать с такой странной компанией!
