– Смотри-ка, номер набирает.
Трубка:
– Алло.
– Привет! – громко и отчетливо произнес Лев Лаврентьевич. – Как дела?
– Мы знакомы?
– Вот смотрю каталог… Рассматриваю предложения.
– Хотите получить удовольствие? Или как? Удовольствие или удовлетворение?
Философский вопрос. Лев Лаврентьевич не стал вдаваться в нюансы. Хорошо бы показать говнюковским, что любая прихоть его исполняется беспрекословно.
– То, что надо, – сказал Лев Лаврентьевич. – То есть и то, и другое! Как раз в чем я сейчас в известной мере нуждаюсь. И еще самые разные штучки, вы меня понимаете. У меня много идей. В общем, спасибо.
Зря «спасибо». За что «спасибо»? И почему «в общем, спасибо»? Он почувствовал потребность явить себя перед публикой активным субъектом, по-мужски состоятельным.
– Вы не пожалеете, – сказал Лев Лаврентьевич.
Пауза длилась несколько секунд, по-видимому, высказывания Льва Лаврентьевича подвергались стремительному анализу.
– Ты тоже не пожалеешь… Возьми ручку и запиши адрес.
Лев Лаврентьевич взял ручку и стал записывать на салфетке адрес – очень небрежно, всего лишь для видимости.
Недалеко, где-то поблизости. Что позволяло Льву Лаврентьевичу сделать разговор более предметным:
– Это где обувной?
– На другой стороне. Рядом с аптекой. Вход со двора.
– Рядом с аптекой, – повторил Лев Лаврентьевич. – А я сейчас на углу… – он сказал, на каком он углу, и услышал:
– Отлично. Твоя госпожа абсолютно свободна. И ждет с нетерпением.
– До встречи, – сказал Лев Лаврентьевич.
Убрал мобильник. Выпил последнее. Ну и пусть себе ждет.
Встал и направился к двери. Если бы говнюковские так и остались молчать, он бы в дверях им сказал «до свидания». Но Говнюков не выдержал первым:
– Сто долларов, да?
– Сто евро, – и вышел, не оборачиваясь.
Уже на улице подумал, что надо было сказать «двести».
Легкая радость пробежала внезапной волной и тут же отозвалась в теле привычным ознобом: все-таки зябко.
Застегивая пальто на верхнюю пуговицу, он думал о необязательности знания длины окружности шеи для приобретения галстука. Стало быть, речь тогда шла не о галстуке. Галстук он вряд ли получит в подарок. Жизнь продолжается.
Возможностей было две: сесть на метро и отправиться домой (дома ему предстояло разобрать недоразобранные вчера антресоли…) или же натрескаться посущественнее где-нибудь без говнюковских, да так, чтобы предстать перед очами жены в предельно независимом выражении. Обдумывая преимущества второго проекта, Лев Лаврентьевич дошел до вывески «Лечение от заикания» и остановился. Что-то не верилось ему, что здесь от заикания действительно лечат. И то, что заикание в принципе поддается лечению, ему сейчас показалось очень сомнительным. Врут. Наверняка врут.
