— А что ты от меня хочешь? — все еще не понимал я.
— Пойдем вдвоем, а?! Может, при тебе он себя по-другому поведет.
— Ладно, — согласился я, хотя очень сомневался, что при мне Баварин станет вести себя по-другому.
Мы прошли сквозь стеклянные двери, которые открылись сами собой, и оказались в просторном холле с мягкими ковровыми покрытиями, зимним садом, представительным усатым портье и двумя крепкими молодцами в пятнистых комбинезонах.
Журавлева здесь, как видно, хорошо знали. Портье вежливо улыбнулся. Крепкие ребята пожали нам руки.
— Баварин у себя? — деловито спросил Журавлев.
— У себя, у себя, — с готовностью покивал портье. — Только он никого не велел к себе пускать. «Я, — говорит, — новый шедевр обдумываю».
Журавлев презрительно фыркнул.
— Сейчас поглядим, какой он там шедевр обдумывает.
Мы вошли в лифт. Журавлев нажал кнопку последнего этажа.
— Гостиницу купил местный долларовый миллионер, — стал объяснять он по дороге. — И переоборудовал ее по европейским стандартам. А за городом, прямо в лесу, целый санаторный комплекс строит. Здесь же недавно обнаружили жутко целебный источник. Скоро у нас будет настоящий курорт.
Лифт остановился. Двери открылись.
Перед нами был узкий коридор с выкрашенными желтой краской стенами. На дощатом полу лежала потрепанная дорожка.
— Это теперь такие европейские стандарты? — спросил я.
— Да нет. Последний этаж еще не переделывали. А Баварин отказался жить в дорогом номере. «Чем выше личность, — говорит, — тем скромнее ее желания».
Мы подошли к обшарпанной двери.
— Стучи, — приказал Журавлев.
Я постучал.
— Кто там? — раздался из-за дверей недовольный голос Баварина.
Я назвал себя и сказал, что пришел узнать насчет своего сценария, как мы и договаривались. Ответа не последовало. Я толкнул дверь, мы вошли. В нос сразу же ударил резкий запах давно не проветриваемого помещения.
Это был типичный гостиничный номер: кровать, кресло, стол… Входя, я случайно поддал ногой пустую бутылку. Бутылка покатилась.
Замызганный пол был усеян окурками.
А сам Баварин — выдающийся кинорежиссер, почетный председатель, заслуженный деятель и т. д. и т. п. — валялся на кровати в мятой одежде и грязной обуви. При нашем появлении он с трудом оторвал голову от подушки и окинул нас долгим блуждающим взглядом. Лицо его было опухшим и небритым — типичное лицо алкаша в период запоя.
Первым заговорил Журавлев.
— Здравствуйте, Евгений Петрович, — с фальшивым воодушевлением сказал он. — Ну, как вы устроились? Как отель?
