Мэрилин Монро: Блондинка на Манхэттене | страница 41




Как ни странно, фото «Шанель № 5», сегодня самое известное из всего репортажа Файнгерша, в номере «Redbook» опубликовано так и не было. Художественный редактор журнала предпочел взять другой снимок, с точки зрения стилистики гораздо более смелый и подчеркнуто графичный. Файнгерш, стоя на коленях, снимал Мэрилин — снизу вверх, от ног до плеч, — пересекающую комнату широким шагом. Ни лицо, ни знаменитая белокурая шевелюра в кадр не попали. Фотограф поймал в объектив само движение. Силуэт актрисы, затянутой в переливающееся платье, наводящее на мысль о блеске русалочьей чешуи, кажется выведенным черной тушью единым росчерком пера. Это текучий поток, это темное море, а белеющие грудь, бедра и живот — волны на его поверхности. Файнгерш, поглощенный созерцанием танцующей фигуры, снимает не актрису, а движение, импульс: мысок ноги, отталкиваясь от пола, посылает все тело вперед. Ее поступь тверда и решительна; под тканью платья угадываются сильные, мускулистые ноги. Многие фотографы снимали Мэрилин Монро, подчеркивая мягкие изгибы ее тела, бархатистую нежность ее кожи. Фото Файнгерша — исключение. Все его внимание приковано к женской икре, выступающей из-под вечернего туалета, — ее рисунок на фоне металлического блеска ткани сух и строг.


Тот же, далекий от стереотипного, подход к трактовке красоты Мэрилин находим в репортаже Филипа Халсмана, опубликованном в 1952 году в журнале «Life». Он снимал кинозвезду в Лос-Анджелесе, у нее дома. В джинсах и верхе от купальника она лежит на спортивном мате с парой гантелей в руках. «Борюсь с земным притяжением», — тяжело переводя дух, бросила она склонившемуся над ней журналисту. «Позже, в промежутке между двумя бесконечными переодеваниями, — рассказывает Халсман, — она вышла ко мне в полупрозрачном пеньюаре. Не удержавшись, я сделал ей комплимент: дескать, она не нуждается в бюстгальтере. «Но, Филип, — ответила она, — я же тебе уже объяснила: я поборола земное притяжение». В 1959 году «Life» напечатает на обложке знаменитую фотографию Халсмана, на которой Мэрилин снята в прыжке — кулаки крепко сжаты, тело вытянуто в прямую линию. Правда, в отличие от Файнгерша, он не стал выбрасывать из кадра ее лицо. Почему же в 1955 году редакция «Redbook» остановила свой выбор именно на той, почти «анатомической» фотографии? Очевидно, объяснение следует искать в том едва ли не гипнотическом интересе, какой вызывала внешность актрисы. Для прессы и широкой публики Мэрилин оставалась объектом, будоражащим любопытство и заставляющим терзаться вопросами и сомнениями. Особенно обильных комментариев удостоилась ее походка в фильме «Ниагара» Генри Хэтэуэя: если верить рекламе, это был «самый долгий пеший переход в истории кино». Каждый пытался найти собственное толкование тому, что видел на широком экране, — неторопливому, тяжеловатому, чувственному танцу, исполняемому бедрами героини. Эммелин Снайвли, руководившая модельным агентством, в котором начинала Мэрилин, утверждала, что виной всему — слишком хрупкие лодыжки актрисы. Наташа Лайтесс уверяла, что самолично изобрела для Мэрилин подобную походку. Артур Миллер в автобиографии посвятил этому вопросу целый абзац: «Это была ее естественная походка. На пляже цепочка ее следов выглядела прямой линией: пятку одной ноги она ставила строго перед большим пальцем второй, отчего таз размеренно колыхался». По версии светского журналиста Джимми Старра, Мэрилин слегка подпиливала каблук одной туфли, что и придавало ее походке незабываемое покачивание. Сама Мэрилин в ответ на многочисленные вопросы отвечала так: «Я научилась ходить в раннем детстве. С тех пор мне никто не давал никаких уроков». Итог всей этой ученой дискуссии подводит Сара Черчуэлл: «Нескончаемые, если можно так выразиться, препирательства по поводу ее «походки» — типичный пример споров, не стихающих вокруг личности Мэрилин Монро. Каждый считает своим долгом высказаться на предмет ее телосложения и особенно ее сексапильности (в последнем случае анализу подвергаются бедра, ягодицы и ноги), чтобы понять, природное она создание или искусственное». Не исключено, что Эдди Файнгерш задавался тем же вопросом, стоя на коленках у нее на ковре и глядя, как она черной пантерой — издающей легкий аромат «Шанели № 5» — пересекает гостиничный номер.