Молодого Уилсона я нашел в рубке у носового иллюминатора рядом с пилотом Квирком. У него в руках уже была камера, и он разве что слюни не пускал. Еще две камеры висели на стене, причем на одной из них был объектив величиной с хорошее блюдце.
— А, сержант, — приветствовал он меня. — Я-то все снимаю. Снимки, снимки — дюжины и дюжины снимков. — Лицо его прямо-таки светилось от профессионального восторга. — И знаете, я все-таки успел щелкнуть эту башню на колесах. Как раз перед тем, как она повалилась. А теперь еще и вон ту парочку сниму.
Глянув через его плечо в иллюминатор, я увидел, что к месту событий спешат еще две башни, раскачиваясь на ходу, как перебравшие моряки. Где-то за моей спиной я услышал, как закрывается крышка люка.
Камера Уилсона защелкала. Катер дрогнул, оторвался от крыши и, управляемый опытной рукой Квирка, начал набирать скорость. Нет, все-таки ни одному марсианину никогда не научиться с таким изяществом справляться с ним.
Я отправился искать Эла Стора и нашел его у небольшого бомбосбрасывателя в трюме. Он как раз взялся за спусковой рычаг и, когда я вошел, резко его дернул. Бросившись к ближайшему иллюминатору, я увидел, как здание рядом с тем, где мы столько проторчали, разъезжается в стороны, а затем его крыша проваливается вниз в облаках пыли. Представляю, что делалось там внутри!
— Конец их операционной, — пробурчал Эл. Глаза его походили на раскаленные угли. — Теперь вот для разнообразия мы их прооперировали.
Я, конечно, понимал его, но, черт возьми, не может же робот испытывать такое чисто человеческое чувство, как желание отомстить. И тем не менее никто никогда не удивлялся в те редкие моменты, когда Эл поступал как человек. По всем канонам науки, чувств у него не могло быть больше, чем у какой-нибудь куклы, и тем не менее — факт остается фактом — они у него были, хотя и не столь ярко выраженные, как у людей.
— Макналти за это по головке не погладит, — заметил я. — Он наверняка скажет, что, несмотря на наши потери, земные власти обязательно сочтут эти действия излишними. И всю дорогу его будет мучить совесть.
— Конечно, — согласился Эл как-то подозрительно быстро. — Я об этом не подумал. Как жаль! — Правда, в голосе его особого сожаления что-то не чувствовалось, да и лицо, как всегда, оставалось совершенно бесстрастным. По лицу вообще никогда нельзя было понять, что он думает, поскольку больше всего оно напоминало лицо какого-то каменного идола.
