— А мы, — говорят актеры, — «Мосфильм», кино здесь снимаем. Хотите в гости?
И они еще спрашивают! Хотят! Конечно же хотят! К тому же художники в деревнях не останавливались: мало ли что, ребятишки плот угонят, — но перед приглашением столичных гостей не устояли — сняли греби, рюкзаки на плечо, да и пошли за ними следом. Дом на самом берегу — обычная деревенская изба, пустая и просторная. Вдоль стен — лавки, на стене — полки. Вся уставленная кринками — с молоком и пустыми.
— А чегой-то у вас молока столько? Зачем?
— А это, — смеются киношники, — у нас Золотухин тренируется: подойдет к полке и кринку молока хряпнет — надо ему всю полную кринку без передышки в кадре выпить, а посудина-то немаленькая!
И вот наконец появился Высоцкий — шустрый, прибежал из лесу. Увидел незваных гостей и сразу к ним, мол, кто такие? Художники, а дайте-ка работы посмотреть… Молодые люди и рады стараться — показывают этюды на картонках небольшого размера. Владимир осмотрел работы и сразу:
— А вот этот можно мне?
Выбранный им этюд майского порога был одним из самых удачных, молодому художнику даже немного жалко стало его отдавать! Но как не порадовать кумира? Парень махнул рукой:
— Забирай! Подписать бы надо, да вот нечем подписать.
Высоцкий нашел карандаш, а потом на память его студенту оставил. Парень с этим карандашом училище закончил, да еще сколько работал, пока не поломал.
В тот вечер они устроились прямо на полу в избе, на спальниках, а Высоцкий взял гитару и давай петь. Окна были открыты, а за окнами народ толпится, вся деревня собралась. Только часам к двум ночи угомонились. Зрители в долгу не оставались, и периодически в окне появлялась авоська с большими темными бутылками с вермутом или чем-то вроде этого.
Утром проснулись вроде рано, а в избе никого! И на улице ни души, все разошлись куда-то, даже попрощаться не с кем.
Хорошее было время! Не знал тогда еще Высоцкий, что в Москву уже приехала его любимая Марина, ждет его в гостинице «Советская». Но вот съемки закончились, киношники сели в самолеты и полетели в столицу.
Обычный московский вечер. Ничем не отличающийся от других — точно такой же, как и все. Прохлада медленно опускалась на город, вокруг устанавливается звенящая тонкая тишина. Только фары машин, несущихся по Ленинградскому проспекту под окнами гостиницы, иногда оставляют на стенах причудливые блики. Стук в дверь. А в это время гостиная номера вновь не пустует, но сердце Марины Влади вздрагивает, словно чувствуя, что сейчас, вот-вот, должно произойти что-то особенно!
