Попрощавшись с прокурором, Сабуров закурил вторую за утро, сверхнормативную сигарету. Его томило неясное предчувствие, сродни тому, какое бывает при смене атмосферного давления. Может, так и было: среди ночи он просыпался от взрывов самой мощной за это лето августовской грозы и два раза пил корвалол. Он не понимал, почему его так живо занимает незнакомая сотрудница «Токсинора», но будто по наитию чувствовал, что должен ее повидать. Заработала интуиция, он всегда ей подчинялся. Правда, был логический повод: Микки Маус втягивал в непонятную историю, поэтому нелишне узнать о том, что происходит в «Токсиноре», изнутри, не ставя в известность магната. Приближенная к директору фирмы особа отлично подходила на роль информатора. Добраться до нее для Сабурова не составляло труда. На «Белой даче» работал некто Гаврюша Митрофанов, бывший ученик Сабурова. Лет двадцать назад он помог этому парню защитить кандидатскую диссертацию, хотя, по всем прогнозам, Митрофанова должны были прокатить. Гаврюша был чертовски талантливым молодым ученым, но с отвратительным характером. Благодаря склонности к какому-то животному, совершенно немотивированному хамству Гаврюша Митрофанов за три года настроил против себя половину кафедры, а те, с кем он не успел вступить в конфликт, все равно опасались его злобного нрава и не чаяли, как от него избавиться.
Сабуров сделал для своего незадачливого ученика почти невозможное: предварительно заручился поддержкой своих собственных друзей и почитателей (на кафедре их было немало) и на защите выступил с блестящей речью, в которой, кроме лестных научных оценок, присутствовал яркий моральный акцент. Он призвал коллег отрешиться от эмоций, насколько это возможно, и не ломать судьбу талантливому человеку из-за его скверного характера, который в первую очередь вредит ему самому. Напомнил, что все на свете суета сует, кроме ее величества Науки, которой все они преданно служат. Неожиданно это подействовало: тайным голосованием диссертация Митрофанова прошла с перевесом в два шара.
На банкете Гаврюша, изрядно нагрузившись, поблагодарил учителя в присущей ему хамоватой манере. Обведя взглядом пирующую кафедру, цинично заметил: «Паноптикум, не правда ли, Иван Савельевич? Мою диссертацию большинство из них, разумеется, приняло на свой счет. Еще бы! Ранние признаки паранойи. И вот от таких людишек иногда зависит судьба открытий! Однако спасибо за поддержку, хотя, полагаю, справился бы и сам».
