Бесконечный переход, в который он оказался вовлечён прихотью судьбы, уже начал утомлять его. Однообразие обстановки и занятий изматывало не хуже дорожных тягот. Он чувствовал себя заключённым в огромной камере-одиночке, да таким по сути и был. Как ещё можно назвать человека, которого по многу часов безвылазно держат в душной смердящей повозке? Он не мог пожаловаться на отношение к себе, но неизбежная оторванность от общества, проистекавшая из незнания языка, сильно угнетала его. Не бреясь уже более двух недель, он зарос густой чёрной щетиной; волосы его свалялись в какие-то жёсткие пучки, под ногти забилась несмываемая грязь. Привыкший к чистоте, Чихрадзе с трудом переносил такую свою запущенность, но делать было нечего – вода в этом крае представляла собой большую редкость.
Впрочем, местность понемногу оживала. Каменистая пустыня прорежалась сосновыми перелесками, в скальных расщелинах всё чаще встречался хвойный кустарник. Ящериц и скорпионов сменили горные бараны, лисы и волки. Всё это отдалённо напоминало милый сердцу Кавказ. Тут и там встречались убогие ранчо со стадами тощих коз, вокруг хлипких дощатых хижин бегали босоногие дети в рваной одежде. Хозяева смотрели на проходящих солдат неприветливо – всякое появление в этих местах большого отряда грозило им разорением. Партизаны, впрочем, вели себя дисциплинированно – не грабили, не насиловали; если на пути встречалась церковь, они собирались в ней на молитву. Командир строго следил за порядком и исправно платил за все реквизиции, которые производили бойцы по его приказу. Правда, люди, у которых мятежники изымали мясо и молоко, были не слишком рады его деньгам; случалось даже, они ругались с ним, не желая принимать красненькие банкноты, но выбора у них не было.
Всякий раз, занимая некую позицию, командир рассылал во все стороны разъезды, которые, бывало, не возвращались по нескольку дней. Затем, по мере того, как отряд продвигался на восток, эти разъезды опять вливались в него, а на смену им приходили другие. Иногда, если партизаны находились вблизи оживлённой дороги или какого-нибудь поселения, где можно было встретить федеральные силы, они устраивали засады. В одну из таких засад и попал дилижанс с русскими офицерами.
В сами поселения мятежники предпочитали не соваться. Возможно, не хотели сталкиваться лоб с лоб с северянами, а может быть, опасались выдать себя. Лишь однажды они заняли какой-то захудалый городишко, но уже через день поспешили убраться оттуда, предварительно вычистив все закрома.
