– Очень жаль. Когда же он вернётся?
– А кто его знает! Может, сегодня, а может – через три дня.
Гости переглянулись.
– В таком случае мы оставим наши карточки, – сказал полицейский. – И завтра придём с новым визитом.
– Ладно, – пожал плечами парень. – Оставляйте. Я передам.
– Спасибо.
– Мужчины отошли от дома и остановились в раздумьях.
– Вот что, – заявил Гаррисон. – На сегодня расследование закончим. Я вернусь в управление, покопаюсь в картотеке, поговорю с Нисоном – может, он что-нибудь нарыл. А завтра предпримем новую вылазку. Идёт?
– Хорошо.
– Подъезжайте в управление к восьми утра. Надеюсь, в это время мы застанем господина отставного министра. Хорошо?
– Да.
– Ну и прекрасно. Вас подвезти?
– Нет, благодарю. Я поброжу по городу…
– Только бродите осторожно, – засмеялся сыщик. – А то опять попадёте в историю.
Он пожал Костенко руку, сел в дрожки и был таков. Семён Родионович неспешно направился по улице. Ему надо было сделать паузу, чтобы привести в порядок мысли. Событий было так много, что он начал задыхаться. Мимо проплывали яркие витрины и помпезные фасады, кованые металлические ограды и размашистые каменные арки; он всматривался в лица прохожих и невольно поражался, насколько похожи они были на лица жителей Петербурга. Он видел опухших от бессонницы прачек в платках, с руками, изъеденными крахмалом, и краснорожих рабочих, рано постаревших от изнуряющего труда и пьянства, детей с бледной, почти прозрачной кожей, в глазах которых стояло выражение вечного голода и страха, и забитых жизнью чиновников с облезлыми портфелями подмышкой, видел молодящихся дам полусвета, тщетно старающихся успеть за модой, и смешливых медсестёр, стреляющих глазами в офицеров. Но больше всего он видел солдат. Молодые и старые, в новенькой форме и в пропитанных порохом обносках, они неумолчно шумели на улицах, набиваясь в кабаки и бордели, затевая драки, цепляясь к женщинам и распевая песни. Одну из таких песен, видимо, особенно любимую нью-йоркцами, в какой-то момент подхватило сразу несколько глоток, после того, как её затянул на ступеньках забегаловки осоловевший забулдыга.
Горны отбой протрубили,
Мир ночной мрак поглотил,
Звёзды с небес засияли,
Дабы покой охранять.
На землю, разбитую боем,
Солдаты упали без сил,
Многим в ночи предстоит
Долго от ран умирать.
Лёжа на жёстком мешке
в ту тревожную ночь,
Средь засек, стерегущих
Тела убиенных,
Сладостный сон я увидел,
Забыть его мне невмочь.
Трижды придя,
Остался он неизменным.
