– Вы полагаете?
– А у вас есть другое объяснение?
Семён Родионович почесал макушку. Чем-то ему не нравились слова барона. Какие-то они были… подозрительные, что ли. Как будто тот продолжал учинять допрос Семёну Родионовичу, но действовал на этот раз не силой, а хитростью.
– Мне бы очень хотелось взглянуть на эту руку, – усмехнулся Костенко.
– Мне бы тоже.
Они пристально посмотрели друг на друга.
– Семён Родионович, – мягко произнёс барон. – В ближайшее время к вам явится полиция с рядом вопросов. Я бы настоятельно просил вас говорить с ними только в моём присутствии. Хорошо? Видите ли, есть ряд щекотливых нюансов, которые не имеют к вашему делу никакого отношения, но могут всплыть в беседе. Полиции их знать вовсе не обязательно. Вы согласны?
– Пожалуй.
– Вот и прекрасно. Желаю вам скорого выздоровления и разрешите откланяться.
Полиция действительно скоро нагрянула. Правда, Лесовский не пустил её на корабль, но позволил Костенко побеседовать с сыщиками в здании полицейского управления. Решение это далось ему нелегко – как всякий военный, он глубоко презирал рыцарей плаща и кинжала, будучи убеждён, что вся их работа состоит в собирании грязных сплетен. Не приходится сомневаться, что если бы предметом интереса стражей правопорядка был какой-нибудь офицер или матрос с его эскадры, Степан Степанович никогда бы не согласился отдать его на съедение фараонам. Но Костенко сам проходил по линии тайной канцелярии, а значит, был немного сродни шпикам. Это позволяло смотреть на него с некоторым пренебрежением, не рассматривая его встречу с американской полицией как оскорбление российского стяга.
Итак, они встретились в здании управления. Точнее, следователь приехал за Семёном Родионовичем на пристань, откуда повёз его в контору. Последняя ещё не была до конца отремонтирована после летних погромов, а потому представляла собой довольно-таки убогое зрелище. Часть фасада лежала в обугленных руинах, американский орёл под крышей потерял одно крыло, внутри царила неустроенность: холл был заполнен беспорядочно стоящими столами, меж коих сновали озабоченные люди в ярких холщовых рубахах и штанах на подтяжках, переминались с ноги на ногу просители со шляпами в руках, бродили унылые негры со швабрами. За столами сидели работники управления и что-то писали, слушая просителей. Подоконники были завалены кипами бумаг, в лучах солнца кружились пылинки, висел неумолчный гул. Со стен на посетителей взирали огромные портреты президента и вице-президента.
