Империя Кремля | страница 127
В связи с этим он приводит «возмутительный» пример. Оказывается, был случай, когда национальный научный работник приезжал в Москву на заседание Всесоюзной аттестационной комиссии со своим переводчиком. Автор говорит:
«Советский ученый, не знающий русского языка, — это нельзя назвать нормальным явлением».
И тут же спрашивает:
«Можно ли об этом говорить как о русификации?».
И сам же новыми примерами подтверждает, что можно и нужно говорить именно о русификации. Автор утверждает, что как раз наука XX века сделала открытие: в группе контактирующих языков один культурно наиболее влиятельный язык играет ведущую и организующую роль. В СССР эту роль выполняет русский язык. Приводит, на этот счет действительно веский аргумент: нельзя сравнивать чукотский язык с русским языком. Этот дешевый аргумент автора уводит нас в сторону. Каждый язык — явление великое и неповторимое; как велик и неповторим и каждый народ, в том числе и чукотский. В своем выступлении в «Литературной газете» от 24 ноября 1986 г. латышский поэт Берзиньш привел на этот счет интересную цитату из стихов Петра Вяземского: «Язык есть исповедь народа: в нем слышится его природа, его душа и быт родной», добавив тут же изречение и анонимного мудреца: «Каждый народ говорит с Богом самостоятельно».
Было бы глупо отрицать пользу от изучения русского языка нерусскими народами. Его надо изучать не потому, что он язык Ленина, а потому, что он язык Пушкина и Лермонтова, Гоголя и Тургенева, Достоевского и Толстого, Чехова и Бунина. Его только нельзя изучать вместо родного языка, а наряду с другими языками — английским, французским, немецким, испанским, арабским и с любым другим языком, но только по добровольному выбору. Единственный язык, который нельзя изучать добровольно — это родной язык!
Если Хрущев объявил изучение родного языка делом добровольным, то Брежнев сделал еще один шаг вперед в политике русификации — он объявил русский язык не только межгосударственным языком для национальных республик, но и государственным языком для самих республик и их жителей, хотя формально и нет, по крайней мере, опубликованных, юридических актов на этот счет. Третий его шаг был не менее антинациональным: именно брежневское руководство заставило советских историков, как мы уже отмечали, заново переписать всю историю нерусских народов, положив в ее основу новую историческую концепцию. Новая историческая концепция была не только антинаучной, но и кричаще антиисторической. Сверху были заданы три принципа, которые легли в основу этой новой концепции: