«Наверное, – думаю, – страдает бедолага, отвлечь надо», – а по опыту знаю, что лучший способ заглушить мордорский синдром – напиться, хотя бы чаю, а лучше вина. «Почему бы и нет, – говорю сам себе, – ему разве много надо?». Поворачиваю на кухню, беру бутылку вина, разумеется, краденую, возвращаюсь, а он покрывало с кровати на полу расстелил, круглые вещи покидал и узлом завязывает. Я их, можно сказать, всю жизнь собирал, каждую царапинку знаю, каждую трещинку, а он, зараза, вот так, взял и одним махом присвоил?! Вот и делай добро, думай о ближнем! А он еще так противненько хихикает и фигу показывает. Вопрос, как говорится, встал ребром и набух.
«А ну брось, – ору ему, – не твое!», – а он заладил: «Мое!» да «Мое!», – и тащит добро к выходу, тащит, а сам язык показывает, и глаза словно мухи в банке, бешеные. Ну и зафигачил я в него бутылку, как раз в это место она угодила, на стенку, попасть не попал, но мелкий испугался. Сбежал, подлюка. Целый месяц прятался, и прощения не попросил.
Я окончательно погрузился в воспоминания и, бултыхаясь в них, задремал. Проснулся от того, что сильно-сильно зачесался нос. Никогда раньше такого не было – чешется и чешется, я чешу его, а он снова о себе заявляет, так и сверлит, словно туда шурупы насильно вкручивают! Глянул в окно, в то самое, на которое показал Федору, чтобы его успокоить. За окном темно, белеет окошко соседской норки, на искусственном небе мерцают искусственные звезды. Луна на другой стороне, ее не видно. Вскочил и понял, что происходят со мной ужасные вещи: тело чешется, голову ураганит, в животе беспорядки. По шее провел – а уже и не больно, на месте укуса два маленьких бугорка, отверстия затянулись. Какой вывод – иду на поправку? И верилось, и не верилось; вспомнил книжку библиотечную, строчку про исчезновения укушенных хоббитов, и скис. Хочешь-не хочешь, а придется проверить, на себе любимом.
Все только начинается, Боббер, и ты это знаешь. Иди, посмотри на себя, полюбуйся в зеркало, там ответы на все вопросы. Что? Страшно? Страшно?! Стра-а-а-ашно! Я испугался. Пошевелил лопатками, не растут ли уже крылья? Вроде нет. Провел языком по зубам – не заострились ли зубы? Есть немного… Вот! Вооот! Так и знал! Случилось! Превращаюсь! Делаюсь! Меняю сущность! Что будет? Вдруг покусаю всех – и бабушку, и сестру, и Урмана, хотя его и есть за что (взять хотя бы пятно на потолке), и Федора загрызу с удовольствием (причину сами теперь знаете), а если, не дай бог, встречу Алину? Что тогда? Осиновый кол мне в сердце и до свиданья, карьера агента? Прощай, База? Личное дело в архив и вечная память? Бросился в ванную, хлопнул по выключателю и уставился на зеркало, забрызганное белыми точками зубной пасты.
