Убегая от Синелицего, Урман изловчился стырить пакет замороженных пельменей, поэтому, когда парень оказался в родном квартале, он первым делом бросился к себе в нору, чтобы погрызть их сырыми – «ради продления жизни», как он любит говорить. Билль потащила меня к бабуле (они живут вдвоем, а я, как совершеннолетний, обитаю в собственной норе, среди бардака, пыли и грязной посуды), но я отказался и обещал явиться к «семейному прокурору» вечером.
Билль что-то проворчала о вредном брате, фыркнула и поскакала прочь, наверняка сдавать меня бабуле по полной, насчет шарфика, ранений и ужасного внешнего вида. Ну и пожалуйста. Я – взрослый, живу отдельно, за себя отвечаю, хватит меня тянуть во внуки! Детство кончилось.
В моей двухкомнатной берлоге воняло казармой, переполненной троллями; особенно тревожный запах валил из кухни, и я сразу понял, куда не стоит заглядывать. Наверняка там среди грязных кастрюль или в пасти мусорного ведра зародилась жизнь, которую один раз увидишь – потом всю жизнь будешь на кушетке лежать и психоаналитику выговариваться. Первым делом я снял поварской халат (слишком стерильный), откопал в меру грязную домашнюю одежду, брюки и свитер, натянул – вроде ничего, и впервые вздохнул спокойно: ххххорошо дома! Плюхнулся в продавленное скрипучее кресло и уставился в потолок.
На покатых, когда-то кипенно белых сводах чудной росписью расплескались старые пятна: то, что побольше, самое темное, засохло и оставалось нетронутым в память об одном эксперименте. Урман увлекался радиохимией и почему-то в моем доме… в общем, хитрый жук решил поберечь собственную жилплощадь, а то мало ли что – крыша всегда нужна, и приволок без моего ведома (хотя он утверждает, что мое возмущенное мычание любой дурак растолковал бы как твердое согласие) какие-то излучатели, разные банки, склянки, змеевики и колбочки, соединил, вот прямо здесь, под пятном (тогда пятна еще не было).
В мое отсутствие, понимаете?
Весь квартал узнал, что эксперимент состоялся. Пожарные решили – не жилец: слишком едкий дым повалил после взрыва со всех окон, но Урман, зараза, на следующий день оклемался и с больничной койки бодро и убедительно втирал бабуле, что ее кладовка идеально подошла бы для «подтверждения результатов эксперимента»! Но старушка не лыком шита (давно его раскусила). Она смеялась ему в лицо и тырила его пельмешки прямо с тарелки, которую он держал в ослабевших руках.
Вон тот розово-красный всплеск на стене я поставил сам. Однажды как обычно в пять утра ко двору явился Федор – потный, ну прям белка после ночной смены в колесе, зубы стучат, коленки дрожат… «Дай, – говорит, – что-нибудь круглое», – а сам носом хлюпает, подвывает, ну прям шавка побитая. Хотел прогнать, но пожалел. «Вот, – говорю, – окно у меня круглое, садись и смотри, может, полегчает», – а сам в ванную пошел вчерашний завтрак с бровей смыть. Выхожу из ванной, прислушиваюсь, вроде тихо…
