Ее слова я истолковал как приглашение к действию…
До глубокой ночи я рассказывал ей о своих путешествиях, о своих друзьях и о нашей Шестой бригаде, с детской хвастливостью упоминая о том, что был ее последним фюрером. Она улыбалась, когда я описывал наши приключения, полночные гонки на мотоциклах, возню с трофейным оружием и самопальными мундирами «от Ленки Божко». Она восторженно блестела глазами, когда я живописал все фазы борьбы с бандой Касьяна, и согласно кивала, когда я втолковывал ей, что никакого антикоммунистического пафоса в нашей бригаде и сроду не водилось — так просто хотелось повыпендриваться перед сверстниками, пощеголять красивой формой, попугать оружием. В самом деле, ведь не красноармейцами же нам представляться — и так нам усердно и в школе, и дома вдалбливали в головы, что мы, юные ленинцы, продолжатели их дел. К тому же почти всем шла строгая черная форма, перехваченная на талии портупеей, галифе, высокие сапоги — даже увалень Савоськин казался в ней похожим на человека.
— Савоськин? — переспрашивала Кэтрин, сосредоточенно морща лоб.
— Ну, такой высокий, плотный, — описывал я Эдика, — он еще стоял через пару человек слева от тебя…
— Не помню. — Она недоуменно пожимала плечами и продолжала внимательно слушать меня.
И мы продолжали болтать дальше.
Иногда Кэтрин переспрашивала непонятные ей слова, интересовалась, не читали ли мы книгу о тайной истории «третьего рейха» Луи Повеля и Жака Бержье «Утро магов», не были ли связаны с газетами профашистских организаций и с «коричневыми» организациями за рубежом. Я отвечал ей, что тогда, больше десяти лет назад, в доперестроечную эпоху подобного чтива еще не было, о фашистах мы почти ничего не знали, а придумывали все сами, насмотревшись фильмов о войне.
В конце моего рассказа Кэтрин посерьезнела и задумалась, прищурив глубокие потемневшие глаза. Не отрываясь, она смотрела на колеблющееся пламя свечи. Тени на стене испуганно дрожали. Я осторожно тронул ее руку. Кэтрин вздрогнула.
— Что с тобой? — спросил я, глядя не ее четкий профиль.
— Ничего. — Глаза с пляшущим в глубине зрачка пламенем свечи остановились на мне, как будто пытались проникнуть в мозг. — Я сейчас подумала, что… Ты знаешь, такие игры обычно не заканчиваются хорошо.
— Почему? — Я едва заметно улыбнулся — она хотела сказать «добром не кончаются» или «заканчиваются плохо». Ох, эти милые ошибки в русском языке! — Почему, интересно, они «не заканчиваются хорошо»?
