— Ну и пусть народ, — говорит. — Чего мне стесняться? Пусть смотрят!
— А за что поцеловала-то? — спрашиваю.
— За то, что деньги для тебя не главное.
Чудная! Но у меня сразу настроение упало. Денег-то действительно нет.
Сидим молчим. Вдруг смотрим, подкатывает Макс собственной персоной. Садится.
— Как дела? — спрашивает.
Рассказываю. Он языком поцокал, головой покачал.
— Да, средне, — опять помолчал, потом спрашивает: — Мари не видите?
Ах, вот в чём дело! Скучает.
Нот, — говорю. — Я и Юла не вижу. Он ведь теперь великий певец, миллионер! Он таких, как я, не помнит…
— Я-то всегда знал, что он подлец. И Мари сколько раз говорил, — проворчал Макс.
Так ведь она влюблена в него была. А влюблённая что слепая.
— Ничего подобного! — Это моя Ориель голос подала. — Влюблённая женщина всё видит. Просто она многое прощает…
— Вот-вот! — Макс говорит. — Слишком многое! Значит, распалась ваша троица? Неизвестно, где кто…
— Да нет, — говорю. — Рода я встретил как-то,
— Ну? — удивляется. — А я думал, он в другой город уехал. Где же это вы его видели? Небось всё по кино бегает.
— Нет! Заходили вот как-то с ней поесть в «Золотой лев» — знаете небось в старом городе? — вот и он там был…
— Это что возле Главного банка, да? Может, он там миллионы хранит? — смеётся.
— Да нет! — говорю. — Просто он завтракал там с приятелем каким-то.
— «Золотой лев»! «Золотой лев»! — бормочет Макс. — Знаю такое местечко. Я имею в виду — название хорошее. Надо и мне свой «Уголок влюблённых» переименовать, А то, кроме вас, тут и влюблённых-то не бывает. Ну ладно, пойду, А нам сейчас пивца за мой счёт пришлю.
И действительно прислал, хоть и скряга! Потом смотрю, надел Макс пальто, кепку и ушёл куда-то.
А на следующий день произошло ещё более удивительное дело. Утром — стук в дверь. Открываю — входят опять двое здоровенных детин.
— Вы что ж теперь, — говорю, — каждое утро являться будете? Я же сказал; не видел Штума и не знаю, где он.
— Какого Штума? — говорят. — Чего ты мелешь, парень? Мы от Бокара. Собирайся, ждёт он тебя.
«Вот оно, — думаю. — Всё!» Напрягся, решил: чего я с ними пойду, может, их там десяток, а здесь двое: ещё неизвестно, как всё обернётся, — я всё же бокс ещё не забыл. Но они, наверное, догадались, о чём я думаю.
— Да ты не бойся, — говорят, — бить не будем. Поговорить с тобой хочет.
Одеваюсь, идём. Внизу машина ждёт. Приезжаем к Бокару. Встаёт мне навстречу, чуть не обнимает.
— Здравствуй, Ранен! Как дела? Всё хорошо? Садись. Выпьешь? Нет? По-прежнему не пьёшь? Молодец…
