– Александрин надобно сказать. Пусть напишет ему.
– Кому?
– Лежечеву. Не отпускает пусть жениха-то. Погорячился ты, Вася.
– И то верно, – понурился Василий Игнатьевич. – Так ведь это же не моя дочь! Вот что обидно!
– Тихо, – оглянулась на дверь Евдокия Павловна: заперта ли? – Твоя, не твоя, какая теперь разница?
– Отродье, – прошипел Иванцов. – Моих-то дочек обскакала! Ну что в ней такого особенно?
– А ты у его сиятельства спроси, – насмешливо посоветовала Евдокия Павловна. – Или тебе не доходчиво объяснили?
– Объяснить-то объяснили, да только я ничего не понял, – озадаченно сказал Иванцов. – Что может быть выше урожаев и выращивания скота? Какие такие вещи? А?
– Дурак, полный дурак, – по-французски сказала Евдокия Павловна и вышла из кабинета.
Она, кажется, начала приходить в себя. Опять все поменялось. Недальновидный супруг наломал дров, и теперь уже тут нужен тонкий политес, чтобы все исправить. И хитрость. А это уже дело женское.
Что же касается Шурочки, то она уже совершенно успокоилась. Отец ее теперь и пальцем не тронет. А успокоившись, тут же вспомнила о том, кто нарушил сегодня слово, не приехал на свидание к ней. А почему не приехал? Она сидела за столом и писала:
Вернись, вернись ко мне, мой милый,
Под сень ветвей, под темени покров.
Я до тебя, как видно, не любила,
Но и ко мне пришла любовь.
Потом отшвырнула перо и разрыдалась. Какая пошлость! Порвать немедленно! Вот до чего дошло! До пошлых стишков! Разве этим его вернешь? Она вытерла слезы и вновь взялась за перо. Теперь она писала Лежечеву, и в прозе: «Я знаю, Вольдемар, что отец не дал согласия на наш брак. Как я это и предполагала. Предлагаю вам встретиться тайно…»
Тайно! Она опять разрыдалась. Нет, это невыносимо! Не хочет она видеть Лежечева, ну не хочет! И замуж за него не хочет! Потому что все ее мысли занимает другой!
Где же найти в себе силы, пережить это, забыть, или… вернуть? Как, какими словами? Когда сама сказала нынче ночью: «Я не держу…»
Шурочка так и не смогла сочинить письмо. Лежечев написал ей сам. Вечером, в сумерках, Варька тайком сунула ей в руку мятый белый конверт и шепнула:
– Барин прислал.
– Какой барин? – обрадовалась было Шурочка. В ее сердце затеплилась надежда, что Серж прислал объяснения!
– Жених. Просили передать.
– Как же ты решилась? А ну, как барыня узнает? Ах, он тебе денег дал! – сообразила она.
Варька тут же исчезла, а она в нетерпении открыла конверт. Ведь это было первое любовное письмо, адресованное ей! Лежечев писал по-русски:
