Приподнялся на цыпочки, заглянул на верхний стеллаж, выискивая следы снятых предметов. Но по стеклу уже прошлись влажной тряпкой. — Это я пыль протёр, — объяснился Лёвушка. — Здесь стояла коллекция нэцке. Перед вашим приездом я её как раз продал папиному бывшему партнеру Порехину. Изогнувшись, он покопался в ящике кряжистого, обтянутого бильярдным сукном стола, выудил скреплённые, испещрённые галочками списки. Одну из ксерокопий передал Заманскому. — Это и есть папина опись. Всё сошлось. Если хотите, можем ещё раз вместе перепроверить. Но это на сутки работы.
Заманский отмахнулся, заглянул в бытовой закуток, где на шести метрах втиснули холодильник, электроплитку, шкаф для посуды и узенькое канапе. Холодильник оказался пустым и идеально чистым.
— Неужто продуктов вообще здесь не держали? — удивился он. — Были, конечно, — подтвердил Лёвушка. — Я их после папиной смерти сгрёб. Следователя спросил. Он ответил: «Чего уж теперь? В дерьме жить?» Вот и выкинул. Дотошный визитёр скрупулёзно обшаривал салон. Сунул нос в кастрюльки, повертел сковороду.
Приподнял корзину для мусора, затянутую изнутри чистым пакетом.
Осмотрел роковое кресло, так и стоявшее посреди зала по соседству с журнальным столиком. Он поймал себя на том, что, несмотря на очевидность самоубийства, по привычке всё перепроверять выискивает следы чужого присутствия. Их не было.
Зиновий покончил с собой. И это больше не обсуждается. Но вот почему?
Можно, конечно, переговорить с Лукиновым. Но на этот вопрос Лукинов ответа ему не даст. Лукинов — неплохой следователь. Даже очень неплохой. Но для него история закончилась, как только версия самоубийства, подтверждённая совокупностью доказательств, сложилась в пазл. Повод для самоубийства тоже выглядит достаточно очевидным, — депрессия после смерти жены. Но даже если толчком послужило что-то иное, для следователя это уже не принципиально. По той ли, иной причине, но человек добровольно ушёл из жизни. Стало быть, состава преступления не усматривается, и можно смело прекращать уголовное дело. Что Лукинов, скорей всего, уже сделал. А вот его, Заманского, эта история не отпустит, пока не разберётся, что именно подтолкнуло руку Зиновия к злополучным спичкам.
— Крепко отец на тебя напирал, чтоб в свою веру обратить? — поинтересовался Заманский у Лёвушки. — Я-то помню, что антикваром ты, можно сказать, против собственной воли стал, — чтоб отца из психологической ямы вытащить. Лёвушка замялся. — Вы ж знаете папу. Коли на чём зациклится, то будет сверлить, пока дырку не просверлит. Переубедить невозможно. Но у нас была изначальная договорённость. Если не втянусь, то он меня опять отпустит в аспирантуру. Он сам предложил, чтоб всё по-честному!
