А вот личная жизнь самой Ксюши по существу иссякла. Правда, подружки-продавщицы несколько раз пробовали знакомить ее с парнями. Но знакомства эти, как правило, обрывались на первой встрече. Редкие же случаи физической близости заканчивались неизменным разочарованием, в котором, возможно, повинна была она сама, — не ощущала в себе сил не то что для любви, но и для увлечения. К тому же она давно была не такой хорошенькой, как прежде. После пережитых потрясений на чистом когда-то лице горной грядой проступили угри и прыщи, которые приходилось тщательно замазывать по утрам. Впрочем, на расстоянии, да еще под слоем косметики, это пока не было заметно. И мужчины, особенно в подпитии, — а почему-то к парфюмерному отделу они шли чаще всего именно в таком состоянии, — считали своим долгом похорохориться перед смазливой продавщицей. Ксюше пришлось овладеть искусством тактично избавляться от домогательств ухажеров, ухитряясь при этом польстить их самолюбию. Так что, погусарив, почти все они что-то да покупали.
Как раз сегодня, в конце дня, к отделу подошел ладный, лет тридцати мужчина с волнистыми ржаными волосами, пронзительно голубющими глазами и нежным румянцем на мальчишески застенчивом лице.
— Чем интересуетесь? — дежурно отреагировала Ксюша, чтобы не выдать интереса, который невольно вызвал в ней незнакомец.
— Вообще-то вами, — ответил он, отчего-то волнуясь. Удивительно — но пошлая эта фраза в его устах не выглядела привычным, забубенным хамством.
Тем не менее Ксюша, измотавшаяся за день, сочла нужным обидеться.
— Меня нет в прейскуранте, — намеренно резко отреагировала она. И сама удивилась, как вдруг засмущался он. Румянец на щеках заалел, большие ресницы захлопали.
— Я что-то не то сказал? Обидел?
— Ничего. Я привыкла. Профессия, знаете ли, предполагает, — хмуро извинила Ксюша. — Покупать будете? Для жены или для девушки.
— Для девушки! — обрадовался он. — Помогите что-нибудь выбрать.
— Что значит «что-нибудь»? — Ксюша продолжала для виду сердиться, хотя в своем смущении он сделался очень милым. — У нас широкий ассортимент. Всё зависит от «бабок».
— Бабок? — он наморщил лоб, словно ожидая подсказки. Ксюша нахмурилась, — чего не терпела в мужиках, так это позерства. Она намекающе потерла пальцы. — Ах, это! — он обрадованно полез в карман и вытащил тугую пачку тысячерублевых купюр. — Хватит?
— А можно не выпендриваться?! — на этот раз Ксюша рассердилась не поддельно. Она повернулась в сторону подсобки, из которой как раз выглянула и приглядывалась к происходящему старший продавец. — Видала, Таньк? Еще один юморист на нашу голову. Странный незнакомец быстро захлопал ресницами, очевидно, соображая, чем вызвана вспышка гнева.
