И все-таки после рассказа на душе стало гадко; я чувствовала, что поступила подло по отношению к сестре и Коттонам. Ладно, пусть… Если это пойдет ей на пользу… Тем более акцент я сделала на словах о моей сознательной наивности. И упоминание об отце опустила.
Роуз захотелось узнать, кто из братьев говорил самое неприятное. Я кое-как восстановила в памяти диалог.
— По крайней мере, Саймон меня пожалел, — заметила я.
— Значит, Нейл предложил с нами не связываться. Ну, я им отомщу! Они еще поплатятся…
— Не нужно винить их за это. Вспомни, сегодня они были очень добры! — взмолилась я. — А если ты уверена, что теперь они не против подружиться…
— Больше чем уверена.
— Они предлагали встретиться?
— Неважно, что они предлагали.
К моему удивлению, она вновь захихикала, но так и не объяснила, по какому поводу. Отсмеявшись, сестра сказала, что ее клонит в сон.
Я попыталась разговорить ее через мисс Блоссом.
— Так, Роузи, ты что-то скрываешь, а? Признавайся, негодница!
Но Роуз заверила, будто ничего не скрывает.
— А если и есть секрет, то секретом и останется, — ответила она. — Давайте, засыпайте с мисс Блоссом.
Но мне еще долго не спалось…
* * *
Часы на церкви пробили четыре. С ума сойти! Неужели я просидела с дневником на насыпи шесть часов?
Топаз не стала меня звать колокольчиком к обеду — просто принесла молоко, два больших бутерброда с сыром да наказ от отца писать, сколько хочется, в свое удовольствие. Мне немного совестно. Бездельничаю тут, а другие не покладая рук разбирают вещи тетушки Миллисенты. Но что поделаешь? Утром при виде вороха одежды меня буквально затрясло. Я объяснила все Топаз, а она посоветовала выплеснуть свои страхи на бумагу. По-моему, подействовало — теперь я без ужаса смотрю, как сохнущие юбки-платья трепещут на ветру; правда, в отличие от мехов, они мне по-прежнему несимпатичны.
Перед работой Стивен съездил на велосипеде на станцию за медвежьей шубой — Роуз припрятала ее в канаве.
В детстве отец что-то слышал об этой шубе. По его словам, кучерам в те времена на зиму в лучшем случае перепадала короткая накидка из козлика; однако прабабушка считала, что раз ее муж, сидя внутри экипажа, закутан в пальто на бобровом меху, то правящему снаружи кучеру полагается не менее теплая одежда. Кучер медвежьей шубе обрадовался, но страшно конфузился, когда мальчишки, насмехаясь, просили его сплясать. Котиковый жакет носила тетушка Миллисента — в девяностые годы девятнадцатого века она еще не возражала против мехов. Отец полагает, семейные вещи она хранила из сентиментальных соображений. Возможно, в память о счастливом детстве.
