Выслушав отчет Григория, полковник снова насторожился. Обеспокоило его не то, что, переехав границу, Григорий так неосторожно повел себя и даже поддался на провокацию. Гончаренко, анализируя свои ошибки, был и сам беспощаден к себе. Он дорого заплатил за это, сумел выработать единственно правильную линию поведения, которая и помогла ему утвердиться в школе. Легенда Зигфрида-Генриха фон Гольдринга продолжала действовать, как отлично выверенный и пущенный в действие механизм. И вот все, чего он достиг, может рухнуть из-за легкомысленного вмешательства разведчика в судьбу чужих ему людей. Ох, уж эта славянская доброта, желание прийти на помощь всем несчастным и обиженным!
Заметив, как нахмурился полковник, Григорий прервал рассказ.
— Я снова проштрафился? — спросил он, силясь улыбнуться, и нарочно употребляя слова из школьного лексикона, словно это могло уменьшить еще не осознанную им вину.
— Я думаю о вашей командировке в Италию, точнее, о том, какие цели она преследует. Вам поручено вернуть в Испанию патронессу и падре. Не выполнив приказ, вы, в лучшем случае, вызовете недовольство руководителей школы, в худшем — подозрение. На вашем месте опрометчиво ставить себя под удар. А справившись с заданием, вы тем самым еще больше укрепите свои позиции.
— Но я не могу пойти на это! — в голосе Григория звучал гнев и долго сдерживаемое волнение.
— По каким мотивам?
— По общечеловеческим. Протянув кому-либо руку помощи, бесчестно толкать спасенного обратно в бездну, особенно если речь идет о женщине и ребенке. Я обязан завершить начатое. Это та маленькая справедливость, из которой слагается большая справедливость моего народа… Только так я понимаю свою миссию.
— У нас нет разногласий во взглядах, капитан! И все же… — Полковник вскочил, прошелся. Как не хотелось ему сейчас говорить то, что он должен был сказать.
«Что значат эти недомолвки? Почему он вдруг помрачнел? Обиделся?» — с тревогой спрашивал себя Григорий. Тяжелое предчувствие сжало ему сердце.
— Так вот, капитан. — Полковник снова сел. — Меня привел к вам не такой уж счастливый случай. Вам предстоит новая дорога. И не на родину, как вы надеялись.
Воцарившееся молчание вобрало в себя все: сочувствие старшего и тоскливую боль в сердце младшего, равнодушие чужого неба над головой, мохнатые ветви пиний, которые теперь напоминали паучьи лапы, протянувшиеся сверху, скользкую хвою на земле, корни, извивающиеся по поверхности, и напоминающие змей.
