Звонить я ему не стал, ни на той неделе, ни на следующей, ни через одну. Мой проект был программой, а не хобби или побочной деятельностью – программой, которой я отдавался полностью, душой и телом. В рамках этой программы допускались определенные взаимоотношения между мной и моим персоналом. И только. Персоналом – не друзьями.
Вскоре после того дня наш основной офис переехал из Ковент-Гардена в Брикстон. К тому моменту наша деятельность была более или менее целиком сосредоточена там. Мы сняли верхний этаж современного сине-белого офисного здания в паре улиц от нас, сразу как свернешь с местного Бродвея. С виду оно было современным и официальным, в стиле некой прежней эпохи – вроде главного полицейского управления где-нибудь в Восточной Европе. Когда мы туда переехали, большинство окон закрывали криво опущенные металлические жалюзи, а по бокам торчали металлические трубки: воздуховоды, желобы для прачечных нужд, бог знает что. На крыше были теле– и радиоантенны. Наз основал там свой штаб и осуществлял руководство оттуда, в то время как я все больше и больше времени проводил непосредственно в моем доме, занимаясь мелкими делами с сотрудниками, которым были поручены отдельные части проекта.
Как я уже упоминал, по мере продвижения проекта все более и более важную роль в нем играла Энни. Мы с ней вместе, например, бегали в поисках подходящих щеток и тряпок для консьержкиного шкафа. Или доставали пепельницы для холла и решали, куда их поставить, а после обнаруживали, что их положение не согласуется с тем, как открываются двери, так что приходилось их снова передвигать. Главным нашим занятием стало определять совместимость. Взять, к примеру, рояль; его доставили и установили, но правильную степень звукопоглощения для стен той квартиры нам еще предстояло найти. Слишком большая, и я ничего не услышу; слишком малая, и звук будет недостаточно приглушенным – когда я впервые его вспомнил, он был слегка приглушен. Чтобы довести подобные вещи до совершенства, все должны были действовать синхронно: когда пианист начинал играть, сверлильщикам следовало перестать сверлить, долбильщикам – долбить, шлифовальщикам – шлифовать и так далее.
– Ну как? – спрашивала меня Энни, стоя со мной в моей квартире и слушая музыку.
– Нормально, – отвечал я. – Только вот окно у него сейчас открыто или закрыто?
– У него окно открыто или закрыто? – повторяла Энни в переговорное устройство.
– Закрыто, – раздавалось в ответ.
