Об этом со слов Асеева рассказывал мне Рассадин.
Я позвонил ему:
– Стасик, ты писал когда-нибудь положительно о Панкратове?
– Ты что, опух? – с друзьями Рассадин был нередко грубоват.
Я рассказал ему о статье Елкина в «Москве».
– Ну конечно врёт, как сивый мерин, – сказал Стасик. – А что бы ты от него ещё ждал?
Узнав, что чем-то статья Елкина не угодила Маковскому и что реплику на неё поручено писать Синельникову, я отправился к нему.
– Миша, – сказал я, – ты учти, что Елкин врёт по поводу отношения к Панкратову Рассадина и Сарнова.
– В каком смысле врёт? – недовольно спросил Синельников.
– В том, – отвечаю, – что ни Сарнов, ни Рассадин никогда Панкратова не хвалили. Они его и раньше ругали. Если хочешь, я вставлю в твою реплику кусок об этом.
– Не надо, – сказал Синельников, – я сам всё сделаю.
Но не в контрольной, не в подписной полосах я ничего подобного не обнаружил. Поэтому отправился к ведущему номер Сырокомскому.
– Я скажу об этом Маковскому, – понимающе закивал Виталий Александрович. – Но ничего обещать не могу.
Однако напечатана была реплика, как я уже говорил, вялой и зазывочной: опомнись, дескать, Толя, ведь мы с тобой!
– А я ведь говорил Синельникову, – закончил я своё выступление на летучке, где цитировал и прежнюю статью Сарнова, и нынешнюю рецензию Рассадина, – но он ничего из этого не захотел внести в реплику!
– И правильно сделал, – констатировал ведущий летучку Сырокомский. – У Синельникова было совершенно конкретное задание, и он с ним справился.
Но на этом история не закончилась. Синельников, как всегда, подписался псевдонимом. А Михаил Алексеев почему-то решил, что под этим псевдонимом укрылся Чаковский. Подозреваю, что слухи об этом распустил сам Синельников, который в данном случае выступал слугою двух господ. Так или иначе, но Алексеев выступил с гневной отповедью «Литературке» в своём журнале, где среди прочего удивлялся, как мог Александр Борисович дать добро такой блёклой реплике, как мог он не заметить, что в статье Анатолия Елкина есть весьма выразительные картинки современного литературного быта. «Ведь именно Елкин первым, – гремел со страниц “Москвы” её главный редактор, – выставил в неприглядном свете критиков Сарнова и Рассадина, показал на примере их отношения к поэту Юрию Панкратову, что не дорога им литература, что они делят писателей на “своих” и “чужих”. Странно, что этого не увидел Чаковский!»
Чаковский был поискушённее Алексеева в демагогии. В своём ответе ему он написал, что и не думает отрицать всех положительных моментов статьи Елкина, что он, Чаковский, как читатель, даже был благодарен автору статьи за те её места, где тот выступает за чистоту славного метода социалистического реализма, борется с нашими общими противниками. Хотя, если быть до конца откровенным, – писал Чаковский, – а он и помыслить не может об утаивании чего-то перед читателем, так вот, если начистоту, то его, Чаковского, удивило, что чуть ли не половина очень большой статьи в «Москве» составлена из вещей, ранее напечатанных в других изданиях, например, в «Молодой гвардии». (Об этом он тоже узнал от меня, из моего выступления на летучке.) Такие вещи, писал Чаковский, надо, наверное, как-то оговаривать. Всё-таки критика – оружие сиюминутного боя, это не стихи и не художественная проза! Но не это побудило «Литературную газету» выступить с репликой. Внимательный читатель хорошего критика Елкина безусловно расстроен, встретив в его статье вещи, о которых и написано в реплике.
