.
У социал-демократов Гапон выдавал себя за социал-демократа, у социалистов-революционеров — за социа-листа-революционера. Ему нужны были не идеи, а главенство, желание удержаться в лидерах, всеми силами, любой ценой, но удержаться. Первое время русские эмигранты относились к нему крайне доброжелательно. Сразу же по приезде Гапона в Женеву с ним несколько раз встречался В. И. Ленин. Он предполагал, познакомившись с Гапоном поближе, использовать популярность героя Кровавого воскресенья в интересах социал-демократической партии, но и социал-демократы и социалисты-революционеры вскоре разочаровались в нем.
«После нескольких бесед,— вспоминал А. В. Луначарский,— Ленин пришел к выводам, по отношению к Гапону нелестным. Он прямо говорил нам, что Гапон кажется ему человеком поверхностным и может оказаться флюгером, что он больше уходит во фразу, чем способен на настоящие дела, и вообще действительно серьезным вождем, хотя бы и для полусознательных масс, являться не может» [499]
Ленин неоднократно писал о Гапоне. Первое документальное упоминание относится к 18 января 1905 года: «Что поп Гапон — провокатор, за это предположение говорит тот факт, что он участник и коновод зубатовского Общества» [500]. И чем больше отдалялись события 9 января, тем решительнее звучало в устах Ленина определение Гапона как провокатора [501]. Ленин неточно применил к Гапону термин «провокатор». Гапон не провоцировал рабочих на выступление 9 января, а когда возглавил шествие, сделал это не с целью расправы над манифестантами. Гапон был орудием провокации, придуманной Зубатовым, но не с целью разгрома рабочего движения, а для направления его действий в нужном правительству русле.
Приведу выдержку из характеристики, данной Району 18 марта 1905 года одним из деятелей революционного движения, находившимся, как и Район, в эмиграции:
«Человек он очень неинтеллигентный, невежественный, совершенно не разбирающийся в вопросах партийной жизни. (...) Оторвавшись от массы и попав в непривычную для него специфически интеллигентную среду, он встал на путь несомненного авантюризма. По всем своим ухваткам, наклонностям и складу ума — это социалист-революционер, хотя он называет себя социал-демократом и уверяет, что был таким еще во время образования «Общества фабрично-заводских рабочих». Ни о чем другом, кроме бомб, оружейных складов и т. п , теперь не думает. Есть в его фигуре что-то такое, что не внушает к себе доверия, хотя глаза у него симпатичные, хорошие. Что в нем просыпается при соприкосновении с массой, мне трудно сказать, но вне массовой стихии он жалок и мизерен, и, беседуя с ним, спрашиваешь себя с недоумением: неужели это тот самый?..»
