Отель 'Империал' - выход из WINDOWS | страница 26



Вывод был сделан философский: мужчины -- наиболее беззащитны, так уж устроен их оргазм, очевидно, наборщик пропустил целый слог, но в целом, как показала судебно-медицинская экспертиза, с эякуляцией у невинно убиенного было все в норме.

Нонна Богдановна несколько минут думала, почему человек, автор этой статьи, ее написал. Ведь явно, достоверная информация у него была. Даже адрес. Наверняка и соседей опросил. Но не могли же престарелые жители Разгуляя придумать всю эту сексопатологическую галиматью! Значит, это сделано намеренно. Почему? Потому что эта отупляющая информация, помещенная в газете, так привлекающей внимание молодого поколения, будет способствовать полному разрушению мозгов или причина другая? Да чей же это сценарий за-пу-щен в ход? И не с намерением ли запутать след-ст-вие? Вот ведь -другие-то обходятся с инфор-ма-цией бережно, ответственно: удалось же журналисту из "Нового дня" составить небольшую заметку в колонку "Чрезвычайные происшествия", и название милое: "Правительственные чиновники, связанные с приватизацией, плохо кончают".

"Вчера вечером, -- сообщалось в заметке, -- самостоятельно кончил, не дождавшись, пока партнерша выйдет из душа, начальник управления приватизации предприятий торговли и общественного питания Финк. На этом и был застигнут партнершей, в ярости разрубившей чиновника на две неравные половинки.

После чего неудовлетворенная женщина в раскаянии повесилась в злополучном душе на собственных чулках".

Чуть ниже красовалась реклама колготно-чулочной фирмы. Нонна Богдановна покраснела еще больше и, не осознавая, что она в этот момент делает, погрозила кому-то пальцем. Потом она глотнула остывшего, как всегда, пересоленного кофе и взяла третью, вполне солидную газету, где и обнаружила еще одну статейку об ограблении кассы взаимопомощи Госкомимущества и убийстве любимца коллектива Адольфа Зиновьевича Финка. В статье странным образом прозвучала не та сумма, о которой пошутила вчера в машине Серафимова, а две тысячи, о которых заявила Евдокия Григорьевна только ей и Братченко.

Старый разбитый телефонный аппарат крякнул, прочищая горло, но в результате дал-таки петуха. Его хриплый клекот окончательно возвестил Серафимовой, что кто-то желает сказать ей нечто важное. Она нетерпеливо схватила трубку, но услышала лишь треск, словно ей звонил робот, у которого сели батарейки. Нонна Богдановна положила трубку на место и, тряся аппаратом в воздухе, как спичечным коробком, подумала, что день начинается, в сущности, прескверно. В аппарате обособленно брякала какая-то оторванная деталь, и, как всегда в такие минуты, она ощутила беспредельную женскую беспомощность, говоря юридическим языком -- недееспособность.