Премия была заманчивая: пять рублей.
Перед каждым поставили по котелку с картошкою.
Младенец уписывает да краснеет, а Щенок еле дышит.
Силы неравные. Яшка настоящий бегемот из зоологического, а Костька-Щенок — щенок и есть.
Яшка все посмеивался:
— Гони, Антон Иваныч, пятитку. Скоро съем все. А ему не выдержать. Кишка тонка.
И все макает в масло. В рот картошку за картошкою.
Руки красные, толстые в масле.
И лицо потное, блестящее — масленое тоже. Течет, стекает масло по рукам. Отирает руки о белобрысую голову.
Весь как масло: жирный, здоровый.
Противен он Ваньке, невыносимо.
И жалко отца.
Отец торопится, ест. А уж видно, тяжело. Глаза — растерянные, усталые.
А тот жирный, масленый, поддразнивает:
— Смотри, сдохнешь. Отвечать придется.
Хохочут зрители. Подтрунивают над Щенком:
— Брось, Костька! Сойди.
А Мельников резко, пьяно, точно с цепи срываясь:
— Щенок! не подгадь! Десятку плачу! С роздыхом жри, не торопись. Оба сожрете — обем по десятке! Во!..
Выбрасывает кредитки на стол.
Костька начинает "с роздыхом". Встает, прохаживается, едва волоча ноги и выставив отяжелевший живот.
— Ладно! Успеем! Над нами не каплет! — кривится в жалкую улыбку лицо.
Бледное, с синевой под глазами.
А Младенец ворот расстегнул. Отерся рукавом. И все ест.
— Садись, Костька! Мне скучно одному! — смеется.
А сам все в рот картошку за картошкою. Балагурит:
— Эта пища, что воздух. Сколько не жри — не сыт.
Хлопает рукою по круглому большому животу:
— Га-а! Пустяки — барабан.
Противен Ваньке Младенец. Жирный, большой как животное.
И тут же в роде его веселый румяный Славушка восторженно хохочет, на месте не стоит, переминается от нетерпения, опершись розовыми кулаками в широкие бока.
И он тоже противен.
И жалко отца. Бледный, вздрагивающей рукой шарит в котелке, с отвращением смотрит на картошку. Вяло жует, едва двигая челюстями.
— Дрейфишь, а? — спрашивает Младенец насмешливо. Эх ты, герой с дырой! Где ж тебе со мною браться, мелочь? Я и тебя проглочу не подавлюсь.
Глупо смеется. Блестят масленые щеки, вздрагивает от смеха мясистый загривок.
— Сичас, братцы, щенок сдохнет! Мы из него колбасу сделаем!
Кругом тихо.
Только Славушка, упершись в широкие бока, задрав румяное толстощекое лицо, звонко смеется, блестя светлыми зубами:
— Яшка-а! Меня колбасой угостишь, а? Ха-ха! слышь, Яшка! Я колбасу уважаю! — Захлебывается от смеха.
И больно и страшно Ваньке от Славушкиного веселья.
И еще страшнее, что отец так медленно, точно во сне жует.
