Маленькими черными глазками, с подозрением сверкавшими из‑под позолоченной каски, Фернандес всматривался в то, что происходило на площади, изредка проводя рукой в белой перчатке по своим черным усам. Время от времени он бросал в сторону какое‑нибудь замечание – и его сразу почтительно записывали адъютанты: каждое слово диктатора, пусть пустое, пусть праздное, должно быть навеки закреплено для истории, как мудрая, неоспоримая истина, обязательная для всех.
Время от времени Фернандес поднимал вверх руку, лениво приветствуя воинские колонны. И тогда, сразу, выполняя команду бдительных агентов, внимательно следивших за малейшим движением диктатора, по широкой площади прокатывались тщательно заученные приветственные возгласы:
— Эввива каудильо!
— Слава Фернандесу!
— Да здравствует Великий Фернандес!
Словом, все происходило, как и всегда во время парадов, по заведенному раз и навсегда строгому порядку, который душил малейшее проявление живой мысли, живых чувств, заменяя их заученными приветствиями и славословием.
Прошла уже пехота, вслед за ней залихватски прогарцевала кавалерия, двинулись, наконец, механизированные части – самоходные орудия и танки. Репродукторы, которые все время восхваляли фалангистские воинские части, захлебывались от казенного восхищения.
— Посмотрите на эти прекрасные орудия и танки, иберийцы! – Раздавался уже охрипший голос из репродуктора. – Посмотрите, и ваши сердца возрадуются! Разве сможет кто‑нибудь остановить железную поступь этих мощных машин, управляемых надежными руками смелых фалангистских воинов? Они вдохновлены именем Великого Фернандеса, они несут это священное имя в своих сердцах, – кто и когда смог бы остановить их?..
— Конечно, из этой чиновной публики – никто, – сквозь зубы тихо сказал своему соседу невысокий коренастый человек в толпе. Сосед посмотрел на него, но промолчал.
— Обратите внимание, иберийцы, как уверенно движутся эти тяжелые танки, как мягок их мощный ход, – захлебывался голос из репродукторов.
— Будто смазанный маслом, отобранным у наших голодающих детей, – так же тихо, как и раньше, добавил снова коренастый.
На этот раз его сосед ответил шепотом:
— Замолчи, Педро. Твои остроты ничего не дадут. Зачем рисковать? Услышит какая‑нибудь полицейская собака и арестует, только и всего. Береги лучше силы для другого, друг.
— Но противно же слушать такое наглое хвастовство! – Не унимался первый.
— Как будто ты не привык к этому? – Пожал плечами второй.
