— Ну, и куда же вы теперь? — неохотно заговорил Литовцев.
— Куды? — словно эхо, повторила старуха и тотчас бесстрастно добавила. — По миру пойдём. Куды ж теперь иттить?
Нелли порывисто отвела зятя в сторону.
— Я не хочу, Поль… Это невозможно… Это ужасно… Маленькие дети… — волнуясь, задыхаясь, говорила она. — Вот возьми… отдай ей… Пятнадцать рублей… У меня больше нет сейчас… Это мало на лошадь? Сколько надо?.. Дай, Поль!.. Купи им лошадь… Он из-за лошади пропал, несчастный… О Боже! Дети нищие… Скажи, если им купить лошадь, они не пойдут по миру? Они останутся там, где жили?
Её била лихорадка.
— Не плачь, моя радость! — Голос Литовцева дрогнул и зазвучал нежностью. — Вот… — он вынул всё, что у него было в бумажнике, и протянул девушке. — Поди, отдай это старухе! Здесь ей на корову и на лошадь и даже на новую избу хватит. Они теперь не нищие.
Конфузясь, всхлипывая, с пылающими щеками, Нелли подошла к старухе и тронула её за плечо. Та уже опять сидела понурившись, словно застывшая, не видя устремлённых на неё со всех сторон любопытных глаз.
— Вот… возьмите! И на корову… и на лошадь, — бессвязно лепетала Нелли.
Не подымая головы, Арина увидела в руке девушки радужную бумажку между двумя другими ассигнациями. Она поняла, что это большие деньги, и каменное лицо её дрогнуло.
— Спаси тебя Бог! — промолвила она, не то пытливо, не то удивлённо вглядываясь в заплаканное лицо девушки.
— Детей-то… детей… ради Бога… нищими… не… не… пускайте…
Нелли всхлипнула и отбежала.
— Спаси тебя Бог! — медленно повторила старуха, глядя ей вслед и широко крестясь.
Литовцев пошёл навстречу девушке, взял её за руку и подвёл к трупу, уже покрытому рогожей.
Они были одни, никто не видел их. Лили внимательно слушала горячий спор Вроцкого со следователем.
— Вот, — тихо, взволнованно заговорил Литовцев, — перед тобой трагический финал простой серенькой истории, называемой жизнью… Здесь нет эффектов, нет ярких красок. Всё тускло, убого… Это борьба за существование, бессменная, беспощадная, и только… только за право жить впроголодь… Не грандиозная борьба с сильным врагом, а изнурительная, мелочная, с рваной, грязной, испитой старушонкой-нуждой… Ни обеспечения под старость, ни духовных радостей, ни умственных интересов… Кабак — вот отдых, вот единственное развлечение… Много надо уколов, много надо ударов, чтобы победить всевыносливого мужика… Вот этот, перед нами, терпел не год и не два. Это драма, которая тем страшнее, что не кричит о себе, не бросается в глаза… И только подобный внезапный конец заставляет нас остановиться и подумать.
