За тихой неспешной беседой прошло несколько часов, города мы покинули далеко за полночь, по веревкам спустившись с крепостной стены. Без лошадей и припасов, но в приличной, даже дорогой на вид одежде и хорошим запасом трофеев, спасибо «хозяйственной» Трис, и тяжелым свертком оружия, что с успехом можно не только выгодно продать, но и обменять на несколько лошадей. А уж чему я действительно обрадовался, так это прозорливости Стива, в царящей на площади неразберихе он догадался освободить от тяжести монет не один десятом охочих до зрелищ толстосумов. Так что ко всему прочему в общей копилке весело позвякивало серебро и золото.
Где-то через день, пройдя условную границу баронств нас нагнал караван по меньшей мере из двадцати торговых фургонов, запряженных парами лошадей. Ткани, не здешнее вино, различные специи, безделушки, слабые амулеты, меха, кое-что из инструментов и редких в вольных баронствах материалов, мелкие диковинки и детские сладости — ничего особенно дорогого и ценного, но все востребованное простыми крестьянами. Но не это главное, лошади, заводные лошади, когда-то навьюченные провиантом, а ныне пустыми плетущиеся в хвосте каравана. Нам нужны эти лошади.
— Эй парень! — я окликнул роющегося в тюках головного фургона юношу. — Проведи к старшему, есть разговор.
— Дядька Потап! Дядька Потап, тебя тута, спрашивают! — Раздался перестук копыт пущенной в галоп лошади и нашему взору предстал загорелый до черноты, поджарый, сухощавый торговец.
— Что орешь?! — И уже к нам, — чего надо?
— Мы хотим купить шестерых лошадей.
— Если о цене сговоримся, то купишь, — внимательно оценивая всю нашу компанию ответил торговец. Такой противно-прилипчивый пронзительный взгляд, создавалось ощущение, что тебя раздевают, тщательнейшим образом оцениваю каждую вещь, каждую тряпку, потом все это плюсуют и дают вердикт, стоит ли с тобой разговаривать. — Сто монет.
— Да ты охренел, торговец?! На любом рынке возьмут пятьдесят!
— Вы где-то видите рынок? — хитро прищурился торговец. — Таки может мы уже приехали и лошади вам не нужны?
— Шестьдесят.
— Ну что вы такое говорите, за таких прекрасных скакунов совершенно не жалко отдать девяносто пять.
— Чертов торгаш, ты меня за дурака держишь? За этих степных кобыл я не дам больше восьмидесяти, и то, только чтобы не выслушивать бредни о больных родителях, непорочной жене-матери пятерых голодных детей, что придется пойти на панель, не выложи я десять лишних монет.
