Отцы | страница 37
– Варь, ну ладно тебе! Хватит уже хныкать и драться. Будний день, всем надо на работу. Давай лучше вставай и тогда, может быть, успеешь вместе с мамой умыться.
Я говорил с закрытыми глазами. А потом я открыл глаза, но поздно. В ответ на мои увещевания ты вылезла из-под одеяла, изловчилась, приняв весьма шаолиньскую позу, и изо всех сил двинула меня ногой в лицо. Я открыл глаза, когда твоя пятка подлетала уже к моей переносице. Бах! У меня посыпались из глаз искры, и вместе с искрами сам собою как-то исторгся из меня звериный рев:
– Ты не смеешь бить меня, слышишь! – Оказывается, если свистнуть мне пяткой по носу, я становлюсь патетичен. – Если не любишь меня, встань и уйди!
Через секунду боль прошла, и искры перед глазами погасли. И я видел, как ты встаешь и уходишь. Я крикнул «встань и уйди», и ты встала и ушла. Рыжая взъерошенная девочка в коротковатых пижамных штанах и в мохнатых тапках. Ты уходила и горько плакала, потому что я тебя выгнал, чуть ли не в первый раз за все твои четыре с половиной года повысив на тебя голос.
В прихожей, рыдающая, ты столкнулась с выходившей из ванной свежеумытой своей матерью:
– Что случилось, Варя! Что там у вас случилось?
– Я ударила папу! – Ты протянула руки для объятия, но мама не стала обниматься, а присела перед тобой на корточки:
– Как это так ты ударила папу?
– Ногой изо всех сил по носу.
– И что теперь?
– Теперь меня надо пожалеть! – говорила ты сквозь рыдания. – Пожалеть и приласкать скорее.
– За что это тебя жалеть? – парировала мама. – Ты ударила папу, поэтому должна пойти и извиниться.
– Должна! – завывала ты. – Но сначала надо меня пожалеть, потому что я ударила папу ногой очень больно. У-у-у!
– Я не могу тебя пожалеть, пока ты не извинишься перед папой.
– У-у-у! Меня надо пожалеть.
– Варя. – Мама взяла тебя за плечи и пыталась воззвать к Вариному разуму. – Я не могу жалеть тебя. Ты сделала папе больно.
И вдруг рыдания прекратились. На твоем лице появилось особенно любимое мною выражение, свидетельствующее о том, что ты думаешь. Ты подумала и сказала:
– А ты, мама, разве никогда не делала папе больно?
23
Иногда они возвращаются. Даже и до сих пор. А когда ты была маленькая, они возвращались постоянно. Я имею в виду мультяшных персонажей, которые, когда тебя отгоняли от телевизора с ужасным скандалом, возвращались в твоих играх. Потому что обязательно ведь какой-нибудь гад догадается изготовить мультяшку в качестве игрушки.
У нас в доме был один Шрек, два осла из мультика про Шрека (третьего благополучно подарили пришедшей в гости бессовестно юной девушке крестного), драконов из мультика про Шрека у нас было штук пять, если не ошибаюсь. Было множество змей, из которых некоторые были Наг, а некоторые – Нагайна. Были собаки, кошки и просто пушистые продолговатые предметы, игравшие роль мангуста Рикки-Тикки-Тави. И был еще Щелкунчик. Вернее, два Щелкунчика: тот, который из старого советского мультика, где за весь фильм герои не произносят ни слова, но звучит зато всю дорогу музыка Чайковского, и тот, который из нового мультфильма, который компания-производитель без ложной скромности рекламировала в качестве шедевра. Беда только в том, что в старом советском мультике Щелкунчик одет в красный мундир, а в новом мультике – в синий. Одетого в красный мундир Щелкунчика величиною с собаку брат Вася привез тебе из поездки в Германию, но тут вышел новый мультфильм, а там Щелкунчик был в синем мундире. После первого просмотра нового мультика про Щелкунчика ты побежала немедленно в детскую, разворотила сундук с игрушками и извлекла забытого было Щелкунчика с самого дна. Бедняга был изрядно потерт, не имел носа, сабли и ноги, а еще с него поминутно сваливалась шапка. Зато он исправно продолжал колоть орехи, и ты позвонила дедушке: