Здесь я познакомился и с нашим замечательным авиаконструктором — создателем самолетов Сергеем Владимировичем Илюшиным.
Мне часто приходится теперь летать на самолетах его конструкции, и я неизменно вспоминаю интересные беседы с ним в те годы.
Встречался я также с нашими известными дипломатами М. М. Литвиновым и Я. З. Сурицем. Информируя о положении за границей, они рассказывали много интересного. Сурица я знал еще по работе в Германии, где не раз виделся с ним, а с Литвиновым у меня тоже были встречи в тридцатые годы.
Все эти встречи со старыми революционерами — иногда мимолетные, всегда недолгие, в моей памяти оставили неизгладимый след. Они знали друг друга еще до революции в совершенно других условиях жизни и деятельности. А какое доверие они питали друг к другу! Это доверие было основано на длительной совместной деятельности и закалено годами, проведенными в царских тюрьмах и ссылках. Немало я услышал ярких историй, рассказанных без пафоса, просто, естественно, как говорят о самом обычном. Но меня эти истории волновали не меньше, чем спектакли и книги, пронизанные революционной романтикой. Ведь говорили не актеры, а живые участники героических событий.
В один из таких февральских дней 1942 года я оказался за одним столиком со стариком с густой белой бородой. Когда я подсел, он поздоровался со мной, и я узнал его по голосу.
— Чего это вы бороду отрастили? — спросил я.
— Не только я отрастил. Нас несколько теперь таких, бородатых, здесь.
— А я вас сначала совсем не узнал.
— Вот потому и отрастили бороды, чтобы нас не узнавали.
Спокойно, с ярославским говорком он рассказал, что группе старых большевиков предложили готовиться к работе в тылу врага.
— Что же, опыт у нас есть, — воскликнул бородач. — Работали в подполье в царское время. Умели и дело делать, и от ищеек уходить. Теперь задачи, наверно, будут посложнее, но ведь и мы уже не те, и у нас стало опыта побольше. Такого перца зададим фашистам, что чертям тошно будет. — И в глазах у него вспыхнули озорные искорки.
Подошли еще двое, и тоже с бородами. Старики стали вспоминать былое. Ни у кого и тени уныния, рассказывали с шутками, смехом. Действительно, подумал я, неистребимый оптимизм — черта русского характера.
— Борода — великое дело, — смеясь, говорил один из них. — Она одного из наших в старое время от ссылки спасла. Помнишь, как он жандарма провел? — и он назвал одного из революционеров. — При обыске жандарм обнаружил у него фотографию Карла Маркса и спросил его, кто это? «Мой дедушка», — ответил тот мгновенно. «Весьма почтенный старик, вот у кого надо бы тебе учиться, а не слушать разных смутьянов», — нравоучительно заметил жандарм, откладывая фотографию в сторону. «А я у него и учусь», — не удержался владелец фотографии.
