Нас она раздевала в единственной комнате и приглашала проходить и садиться на тяжеленные стулья у стола, втиснутого между двумя набитыми гардеробами - это я так решила, что они набиты, потому что заперты, вплотную к окну, немытому со времен НЭПа или еще раньше - дореволюционных. Садилась сама рядом и, закурив длинную папиросу, тем самым признавала нас за гостей "светских". Ну, мы старались держать "реноме" и не ударить лицом в грязь. Тетя Люся закурить свою "звездочку" не осмеливалась.
В комнате было всего по два: два стола, второй - ломберный мраморный, инкрустированный ляпис-лазурью, такого глубокого оттенка, как знаменитая столешница Марии Медичи - это мне тетя Люся сказала. За этим столом тетя Зоя играла с мужем и дочерью по вечерам в карты - одного против двух, или, наоборот, подражая Екатерине Второй, как во времена той было модно. Но чаще - в преферанс, каждый за себя.
Стену с обеих сторон от окна до углов занимали, я уже сказала, шкафы. Затем, по другим стенам - две кровати с ширмами, два кованых сундука, тоже запертых замочками, но висячими на потемневших металлических пластинах. Тетя Люся называла их кофрами и говорила, что в них лежит золото и всякое добро "на черный день".
Даже если б я захотела встать и пройтись по комнате, чтобы все разглядеть, это могло быть реализовано только по потолку, вверх ногами спертый тяжелый воздух, не сомневаюсь, удержал бы меня, я худенькая. От кроватей две тропки к входной двери, каждая по ширине - в одну взрослую ногу. Тропки не снимала ощущения стесненности, неподвижности. Я сидела за обеденным столом, как будто меня зажали богатством... и удивлялась: почему богатство такое мрачное? Здесь все оставалось, как еще не найденный клад.
Тем временем, пока мы помешивали остывшую мутноватую жидкость в тончайших, как стрекозьи крылышки, чашках фасонными ложечками, как лягушачьи тоненькие ножки, такой же фасонный пинцет отдыхал в полупустой сахарнице, тетя Зоя, постоянная в своем спокойствии, изящно сбрасывала пепел и ахала вежливо, глядя на меня каждый раз, как в первый раз, единственную из многогранного "семейного подвида" - совсем родную племянницу.
-Ах, - говорила она, повернувшись к тете Люси и начиная беседу дежурными фразами, - Charmant! Incroyable!17 - Потом ко мне: - Веруся, как же так? За месяц так вырасти - ах, ах! Расскажи как тебе удается? Поделись своим секретом! И сколько теперь стихотворений в твоей головке? - И снова к тете Люсе:
