Все сместилось, смешалось. Галина рассказала тогда, что работает в кондитерской у армянина, в центре города - продает пирожные. Спрашивала, как я живу. Можно было не спрашивать. И так все видно. А где живу, сказала; все равно она не пришла - далеко. Восемь километров пешком от пирожных? Путь долгий. В два раза длиннее, а то и больше.
Вскоре похолодало - осень. Зима потом. Я работала на немцев, стала забывать о ней.
А следующим летом случайно столкнулись. Встретились на том же вокзале, только не в земле, а на перроне, уже после оккупации. Галина все также приветливо улыбалась, такая же кругленькая, чистенькая, розовая, довольная жизнью и собой. Я искала постоянное жилье в городе. В Николаевку ездила редко, в основном подработать у бывшей подруги. Работа изматывала, электрички стали перегруженными, иногда приходилось даже на подножках висеть.
Тогда-то Галина и показала мне рукою в сторону, где в одном из домиков недалеко от станции раньше сдавалось время от времени жилье. Авось повезет...
И вот ведь как бывает: по ее рекомендации Шураня мне было отказала. А позвала потом - на потребность своей души.
КОГДА КОНЧАЕТСЯ СКАЗКА
прелюдия одиннадцатая
М
не послышалось: "Девочка, вернись!" Я замерла: "Не может быть, она ведь отказала". На том же месте, у калитки, под акацией, та же женщина, и снова: "Ну, иди же сюда, девочка!"
Я кинулась на голос, еще не видела ее. Глаза пускали струи, словно киты в океане. Слезы лились по щекам, соленые, через уголки губ по шее, за шиворот спецовки. Бормотала: "Спасибо, спасибо", не зная, за что, или зная. И от стыда и счастья уткнулась в теплое ее плечо.
-Меня Галина Алексеевна прислала, она знала моего папу. Как будто мой горячо любимый, мой бедный папа мог еще раз изменить мою судьбу.
А женщина, словно и не услышав про Галину, которая "знала моего папу":
-Как тебя зовут? Пойдем со мной.
-Я - Вера.
-О! Какое имя ты носишь! У него интересная история. А я - Александра Варфоломеева, ты знаешь, наверное.
Я не знала ни длинного имени, ни длинного отчества, ни адреса. Прошло много времени и событий, между тем, как я видела Галину и когда решила разыскивать домик у вокзала. А внимание к моему имени удивило - имя неслучайно: и это папа сделал меня, возродил, "родил" Верой. Значит, все правда: и что папы нет, и что война, и что я стою перед этой женщиной. А про имя я потом спрошу у нее.
Мы прошли через дворик по тропинке вдоль дома. С внутренней стороны оказавшийся простым бараком, он успел откинуть густую тень на палисадник, и соцветия душистого табака начали лениво просыпаться в еще не совсем отступившей послеобеденной нирване.
