Первыми словами старшего офицера был вопрос: кто зачинщик заговора? Все молчали, а я начал говорить по-французски и объяснил, что никакого заговора не было, что просто единодушно во внезапном порыве мы вздумали освободиться от рабства, в котором невольно оказались. Притом мы не причинили совершенно никакого вреда офицеру, командовавшему шхуной, — он может сам это засвидетельствовать, равно как голландские моряки, которые хорошо знали, что, высадившись в Антверпене, мы оставили бы судно в их распоряжение. Не знаю, произвела ли моя речь какое-либо впечатление, потому что мне не дали ее окончить, только когда нас загоняли в трюм на место посаженных нами туда накануне солдат, я услышал, как кто-то сказал лоцману: «…завтра попляшут они, голубчики, на реях». Затем шхуна направилась к Гельвецлаю, куда прибыла в тот же день, в четыре часа пополудни. «Heindrack» бросил якорь в гавани. Комендант крепости отправился туда в шлюпке, и час спустя меня самого доставили туда же. Я предстал перед собранием, напоминавшим нечто вроде морского совета, участники которого расспрашивали меня о подробностях бунта и о моем участии в нем. Я повторил то же, что сказал коменданту крепости: что не подписывал никакого обязательства, а потому считал себя вправе вернуть свободу любыми доступными средствами.
Тогда меня увели обратно и вызвали молодого человека из Дорника, остановившего коменданта шхуны; нас считали зачинщиками заговора, а известно, что при подобных обстоятельствах только зачинщики и подвергаются наказанию. Нас ожидала виселица. К счастью, юноша, которого я успел предупредить, давал одинаковые со мной показания, решительно настаивая, что нам всем сразу пришла мысль совершить нападение; притом мы были уверены, что товарищи нас не выдадут, потому что они выказывали нам участие и даже обещали в случае нашего осуждения взорвать судно, на которое их посадят, то есть поджечь порох, и таким образом самим взлететь на воздух. И среди рекрутов действительно были смельчаки, способные сделать это. То ли из боязни этих угроз и дурного примера для флотских матросов, набранных на службу таким же образом, то ли признав нашу правоту, но за нас обещали ходатайствовать перед адмиралом с условием, что мы обеспечим дисциплину среди наших товарищей. Мы согласились, и в итоге договоренность была достигнута. Наших товарищей пересадили на корабль и разместили вместе с командой, которую они пополнили. Не возникло ни малейшей жалобы, не пришлось принимать никаких мер предосторожности.
