К полудню, приехавшие с утра следователи уже кололи дырки в погонах для новых звёздочек, обмывая своё гипотетическое повышение в гнездиловском баре. Чтобы обстоятельства дела выглядели более убедительно, следователи за литр сэма нашли двух свидетелей, которые видели всё своими глазами.
Хорошо отметив будущие погоны, следаки решили, что дело с расчленёнкой выглядит серовато на фоне областных криминальных шедевров. Поэтому решили сделать из Василия серийного психоделического убийцу, повесив на него пропавших передовиков, археологическую экспедицию и расписывание стен клуба нецензурными словами в состоянии сильного алкогольного и наркотического опьянения. По сему, выпили ещё литр сивухи с теми же свидетелями и убедили их в том, что они «на самом деле» видели.
За день до этого:
Василий после отмеченного в местном баре дня рождения никак не мог оправиться от похмелья. Голова выдавала лишь:
Ну, где ж волшебный эликсир —
Рассол или хотя б кефир?
Ответа Василий не знал и поэтому, запив отрытый где-то анальгин остатками сэма, завалился среди ржи на боковую.
В тишину, нарушаемую только храпом Василия, проникли чьи-то шаги — это доярка Люся шла очередной раз расслабиться на лоне природы (помастурбировать во ржи). «Даже лёгкий онанизм укрепляет организм», — думала Люся.
Завидев Люсю, Малютка тихо, но ревностно шмыгнула двигателем, процедив как сквозь зубы: «Конкурентка».
Люся устроилась поудобнее на своём привычном месте и предалась рукоблудству.
Малютка подкралась незаметно как (сравнение вырезано цензурой), хотя видна была издалека.
После Дормидонт по этому поводу написал очередной лирический шедевр, который записали в качестве эпитафии на надгробном камне Люси:
Доярка Люся лежала во ржи
Комбайн «Малютка» стоял на межи.
Тихо завёлся и тихо пошёл,
Кто-то в хлебе груди Люси нашёл.
Через неделю дело полностью раскрыли, а Василия наоборот закрыли на 15 лет.
Пятилетняя Маша любила ковыряться в куче желтого, местами подмоченного котами песка, ограниченного прогнившими деревянными бортиками. Песочница размещалась во дворе между домом № 130 по улице Зои Космодемьянской и старой двухэтажной лачугой, окна коей местами были заколочены, а местами отсутствовали. Двенадцатиуровневый монолит из красного кирпича (там жила Маша) высился чуть в стороне, сразу за сто тридцатым. Он, безусловно, доминировал над окружающей местностью, чем Маша и гордилась.
В тот злополучный вечер она по обыкновению лепила куличики из песка, руководствуясь своей убогой фантазией и пользуясь синим ведерком без ручки. Ничто не предвещало беды.
