Входят уже вместе, Александра Ивановна и Алик, дверь в квартиру остаётся открытой, заглядывают соседи.
Понятно, далеко не в каждой квартире удавалось развернуть книжный базар, но после иного захода Алик уносил за плечами заметно полегчавший рюкзак. Он подкидывал его на худеньких, остро торчащих лопатках и подмигивал:
— Кутнём?
Они усаживались на скамейке, подсчитывали выручку, просматривали книжные остатки — она знала, кто мог бы купить их, но идти было далеко, а день солнечный, ясный, душный от запахов горячего асфальта и сирени. Александра Ивановна докуривала сигарету и трепала Алика по голове.
— Ах, кавказская душа твоя! Кутнём, так и быть!
И кутили. В местном парке отдыха Алик катался на аттракционах, кружился на каруселях, а потом они вместе покатывались со смеху перед кривыми зеркалами, со страхом следили за спиралями отчаянных мотоциклистов, а затем устраивались в кафе, пили соки и ели мороженое. Александра Ивановна, обессиленная после аттракционов, слушала, как болтает Алик, устало отбивалась от его попыток втянуть её в дискуссию.
— Давай лучше помолчим.
— Нет, баба Шура, ты подумай только: летим мы на фотонной ракете в сторону Кассиопеи — год туда и год обратно, возвращаемся, идём к кафе, где мы сейчас сидим, и что же? Ни парка отдыха, ни кафе, весь город совсем другой. А знаешь почему? Потому что два года а фотонной ракете равняются ну, скажем, двумстам земным годам. Ничего удивительного — простой парадокс времени!
— А тебе не жаль будет, вернувшись, не застать никого из родных и знакомых?
— Конечно, жаль, — Алик вздохнул, — но что поделаешь, науки не бывает без жертв…
— А кого бы взял с собой?
— Так мы же с тобой полетим!
Во всех его сногсшибательных фантазиях она была непременным соучастником, и непонятно ей было, отчего это он, живой, развитой мальчишка, предпочитал её сверстникам, дворовым мальчишкам. Её огорчало невнимание Алика к родителям. Это оживляло в ней тайную боль, потому что, глядя на Алика, она думала о сыне, о его отчуждённости и укоряла себя.
Алик мог заговорить с любым человеком — водителем, кондуктором, милиционером, генералом, иностранцем. Его общительность не имела пределов. Он был в каком-то лихорадочном поиске собеседников, чтобы вместе погрузиться в затягивавшие его фантастические бездны. Но его редко кто устраивал. В несколько минут он обескураживал человека, истощал его скромную эрудицию, и тот трусливо ретировался. В Александре Ивановне он нашёл достойного партнёра, но всё же и она иногда уставала.
