Да, мне казалось.
Доктор пояснил:
– С одной стороны, успехи в гериатрии, с другой – пока умные рассуждают, глупцы размножаются.
Я напомнил о Боге:
– В конце концов, это Он навлёк на нас голод, засуху, старость и болезни.
Доктор усмехнулся:
– Море, цветы, музыку и нас с тобой – тоже Он.
Я пристально посмотрел на доктора. Он производил (создавал) впечатление человека, который верит в то, что говорит.
– Доктор, не слишком ли много в вас Бога? – спросил я.
– Бога слишком не бывает, – сказал доктор.
– Если, конечно, Он вообще есть…
– Я предпочитаю, чтобы Он был.
В зал вошёл высокий мужчина с неровно подстриженной бородкой.
Сестра Роза издали прокричала:
– Рива, к тебе пришли!
Толстая Рива, у которой были сильно провислый живот и багровые щёки, повернула голову. Как выяснилось, Риве в этот день исполнилось восемьдесят три года, и муж принёс ей в подарок модель усовершенствованной клизмы.
– Хорошо бы суметь перехитрить смерть, – сказал я доктору.
– Так ведь пытались…
Доктор немного помолчал, словно раздумывая над тем, имеет ли он право разглашать тайну, а потом я услышал историю о царе Сизифе, к которому явился бог смерти Танатос и предложил пройтись с ним прогуляться. Царь, догадавшись о цели Танатоса, заметил, что, согласно греческому обычаю, он должен вначале гостя накормить, напоить, в баньку проводить, а когда бог смерти подчинился Сизифу и сел за стол, был тут же закован в цепи на несколько лет. Люди перестали умирать, ибо некому стало приходить за ними. Но такое положение дел не могло радовать всех тех, кто оказались тяжело раненными в нескончаемых битвах. Корчась от мучительных болей, воины молили даровать им скорейшую смерть, но та не приходила. И тогда, вняв молитвам раненых, демон смерти Арес отыскал и освободил бога смерти Танатоса и принялся навёрстывать упущенное. Наконец-то смогли умереть смертельно больные и мучительно жаждущие избавления от мук герои, а что касается Сизифа, то он был тут же отправлен в подземное царство и обречён на вечный каторжный труд за попытку шутить со смертью.
Я подумал о моей маме: «Она совсем не старая!»
У доктора я спросил, любит ли он свою жену.
– Конечно.
– А потом, тогда, когда она состарится?
– Тогда состарюсь и я.
– Могу себе представить, какое это будет для вас счастливое время! – рассмеялся я.
Доктор почему-то нахмурился.
Долгое время я не понимал, где я, собственно, работаю: в доме для престарелых или в доме умалишённых, и даже по вечерам, приходя на занятия в Академию, накопленная за день память моих глаз, носа, ушей продолжала хранить в себе слившиеся воедино и запахи сладковатого распада, и необузданные, лишённые смысла громкие выкрики…
