К нам подошла Вера, и тогда Женя включил свою бензопилу, а Вера включила программу «у меня болит голова». На столе не было крепких спиртных напитков, только сухие и полусладкие вина, однако Женя пытался принять их столько, чтобы потом не вспомнить, кого распилил. Пытался, не напивался, начинал покалывать Веру, но в тот день Вера не хотела сидеть на кактусе. У Жени не получалось больше изображать палача. Он раздражался и в трезвом своем раздражении был несказанно одинок, поэтому как-то особенно опасен. Его нападки на Веру оставались неприкрытыми. Вера, постепенно вбирая его раздражение, отвечала ему дерзко. Ее дерзость порождала новые нападки, новым нападкам давался новый дерзкий отпор. До катастрофы оставались считанные минуты. От этой борьбы любви с нелюбовью у меня кружилась голова. Оба кретины. Но Вера кретин, лишенный любви. Опять изобретать велосипед. Велосипед, на котором Женя уедет к себе, Вера въедет в себя, а я не сойду с ума. Нужно изобрести велосипед. Когда с Верой почти случилась истерика, я встала, вышла в прихожую и легла на пол. Лежала на паркете тихо, надеялась, что восьмилетняя девочка найдет меня до того, как ее родители начнут таскать друг друга за волосы. Так и вышло, она меня нашла. Позвала Веру, а Вера, увидев меня лежащей, закричала и позвала сына, вместе они отнесли меня в спальню. Я имитировала потерю сознания качественно и надежно, над моим одром склонились все. Последним в спальню пришел Женя, он был настолько погружен в прошлое, что с трудом переключился. Не помню, что он сказал, когда вошел, потому что Вера его сразу же прогнала. Она держала меня за руку, просила не умирать и в ярости прокричала Жене, пошел вон. Да, пошел вон. Это была моя игра, мои правила. В моей голове прокручивалось «пошел вон», все быстрей и быстрей, громче и громче. Моя игра, мои правила, моя победа. Не я уйду, ты уйдешь. В цирке нет мест. Если бы Женя ушел после слов Веры, проиграли бы мы все, и я, и он, и она. Женя должен был уйти тогда, когда сочтет нужным, а не тогда, когда его выставляют. Опять изобретать велосипед. Поэтому, внезапно очнувшись, слабым голосом я попросила Веру, позови Женю. В этом месте уже сама Вера чуть не потеряла сознание, она решила, я брежу и при смерти. Женя послушно вернулся, сел на край кровати рядом со мной, взял меня за левую руку, говорил, не бойся. Люди, которые еще пять минут назад выливали друг на друга помои, держали меня за руки, успокаивали, лечили, и оба были счастливы. Вера тем, что я все еще жива, а Женя тем, что оказался востребован. Он мирно ушел, пожелав мне не болеть, звонил на следующий день и передавал привет. Это приятно.
