Нет, печаль несладима, этот плач несладим.
Дщери Эршалаима, я ваш пепел и дым.
Дщери Эршалаима, я ваш пепел и прах,
Я сгорел вместе с вами в нацистских печах.
Горе мне! Я не спас стариков и детей.
Обезумел. Я там – среди чёрных костей,
Мой расколотый разум, как пламя, угас…
Я вдыхал вместе с вами в Освенциме газ.
Дщери Эршалаима, мой взорвавшийся мозг
Таял в пламени чёрном, как снег или воск.
Я вдыхал вместе с вами летучую смерть,
Малодушно хотел и легко умереть.
Дщери Эршалаима, я стою у стены,
Корчась в огненном вихре последней войны.
Горе мне! Я беспомощен, словно Голем.
Дал бы силы Господь – я б увёл в Вифлеем
Вас и ваших детей, но сгорел я дотла…
Я молюсь, чтоб в Кедроне олива цвела.
Мне Всевышний послал удивительный сон:
Я из мёртвых восстал и всхожу на Ермон.
Пусть обуглено сердце и молюсь я, и вот —
Вы стоите с детьми у Дамасских ворот.
Не росою, не снегом, – шепчу, – Элохим,
Покрывается поле, я – их пепел и дым.
