– Вот сукина дочь! Еще чего-то требует. Моего Вовика твой петух чуть не загрыз!
– Да слушайте же! Я не дочитала, – взмолилась я.
Стала читать и дошла до того места, где сказано, какая по счету голова должна погибнуть. Все зависит от заклятия, произнесенного над кладом. Но скорее всего, клад останется нечетным, а четные погибнут.
Всякий xpycт и шелест прекратился. Частями компания уползала в лес, но еще не решалась полностью покинуть вожделенное место. Страх овладел всеми.
И тут бабка Евдокия, как самая шустрая, прыгнула из кустов на пашню перед ямой и крикнула:
– Чур, я третья!
Шум поднялся пуще прежнего. Пытались друг другу сбагрить места по счету.
– Вишь, разохотились! – заорал Степка. – Вы все тут ни при чем, поняли? Это мы с Серым клад ищем! Наш он!
– А откуда у вас особые такие права взялись? – не отступала Евдокия.
– Чья теща? Теща чья, я тебя, хитруля старая, спрашиваю?
Народ недоверчиво захихикал.
– Прошлогодний снег она тебе, а не теща! – напирала Евдокия. Она с ехидством прищурилась. – Держи карман, так мы вам, двоим пропойцам, клад и отдадим! Ты, Степан, и вовсе не нашенский! Откуда взялся, шут тебя знает!
Разговоры и хихиканье были прерваны разумными рассуждениями тети Тони:
– Кто-то из нас должен принять на себя удар! Вот, например, Капа: ее черт не тронет, она святая. Или нет… Вот что! Давайте посолонь идти – с Нюры, значит, и начинать. Так будет справедливо.
Тоня заранее подсчитала, что выйдет нечетной, и была спокойна.
Уже кто-то откашлялся, чтоб поддержать ее справедливые речи, в том числе и про Капу.
– Капа…
Капу все чурались: раньше работала баба на ферме, подворовывала, как все, пила, как все, и вдруг верующей сделалась, – да еще не нашей какой-то веры, – в праведницы выбилась!..
Но не пришлось тому человеку высказать своего мнения о Капе.
Зазвенели лопаты Серого и Степки.
Звон разнесся по лесу, деревья зашептали листьями, и поднялся пар из ямы. Заиграли, запрыгали на клубах устремленного из ямы потока не то пара, не то дыма ягоды земляники. Стало горячо и не видно рядом стоящего. Вдруг дым стал прозрачным и полсотни глаз опрокинулись в зияющую пасть ямы и увидели там генерала. Генерал улыбался. Мундир блистал новизной лучшего сукна. Правой рукой он прижимал к груди карту, левая была закинута за голову и показывала на камыши возле озера. На генерале были папины очки. Рядом лежала потерянная мною босоножка с дедушкиной заплатой на ремешке. Я потеряла ее в ту купальскую ночь, когда мы с Серым блуждали в лесу восемь лет назад.
