— А зачем вы носите ножницы?
— Ножницы вечно теряются. Их трудно найти даже в доме, где царит идеальный порядок. Забываешь, куда их кладешь. В какой ящик. А хорошие ножницы, они всегда отпугнут любого, кто ломится в дверь. Как ты, теперь поумневший, наверное, знаешь, они не считаются холодным оружием. Оружием для нападения, как его называют. В Америке их пытались объявить таковым из-за угрозы использования как таковое. Но у каждой женщины есть право на свои ножницы.
— В Америке?
— В Сиэтле, — сказала Катерина. — Мисс Эммет не понравился вид мужчины, который приходил каждый день, пытался что-то продать.
— Выпрямители для волос, Китти Ки. Я его спрашивала: мы разве похожи на людей, которым могут понадобиться выпрямители для волос?
— Она грозилась, что ткнет ему в лицо ножницами, если он будет надоедать. А он заявил в полицию.
— Вы были в Америке, когда я был в Америке? Что вы делали в Сиэтле?
— Мой папа, наш папа, я хотела сказать…
— Давайте не будем говорить о вашем отце, — сказала мисс Эммет этаким литургическим тоном, к которому, как я понимаю, не раз прибегала и раньше. — Мертвые, как говорится, мертвы, и незачем их воскрешать. Ничего это не даст. Помнишь, как это было с бедной старенькой Руфой Пятой, когда ты ее выкопала в саду в Роторуа?
— Вы и впрямь повидали свет. Роторуа — это где?
— В Новой Зеландии, — сказала Катерина. — Симпатичное место, много деревьев, и все время как будто колышется. И везде гейзеры, их там произносят как гезеры.
— Земля над южными снегами. Зачем столько разъездов? Вы не хотите где-нибудь обосноваться?
— Мой, наш… Все в порядке, мисс Эммет, я уже взялась в руки.
— Не «взялась» — «взяла себя в руки». Говори правильно, Китти.
— Но почему именно здесь, а не где-то еще?
— Ты сам тоже здесь, а не где-то еще, — сказала Катерина. — И причина, которую ты нам назвал, она какая-то уж очень странная. Мы приехали сюда потому, что я сильно болела… все в порядке, мисс Эммет, я уже взялась себя в руки… а здесь вроде как климат хороший и есть один человек… или, лучше сказать, был один человек. Он больше не практикует, но меня посмотрел, из любезности. Сейчас все бросил и пишет стихи. Вот его книжка… смотри…
У окна стоял складной индийский раздвижной книжный стеллаж, не раздвинутый, с одним зооморфным боковым крылом, впавшим — скажем замысловато — в уныние по причине практически полного отсутствия книг. Катерина указала на что-то белое и тонкое.
— Наверное, он к нему и пошел, дитя Божье, стихоплет в господнем исподнем.
