- Слушай, а ведь и впрямь светает...
Они остановились и с неохотой запрокинули головы.
- Это колонны отсвечивают... - сердито буркнул Ромка.
От основания ближайшей опоры их отделяло уже не более пятидесяти метров. Огромная, как небоскреб или телебашня, вся изрезанная по вертикали канавами и расселинами, колонна возносилась, мерцая, к стеклистому потолку, в который и врастала на умопомрачительной для русского провинциала высоте.
И вовсе она не была круглой, как казалось издали. Если спилить ее под корень, то срез пня, скорее всего, имел бы форму амебы.
- Понастроили хренотени... - проворчал Василий. Ромка вздохнул и не ответил.
Они приблизились к самому подножью и вдруг, словно разом прозрев, остановились.
В бледно-золотистой отвесно взмывающей ввысь стене приблизительно на уровне человеческого роста были глубоко вырублены три огромные корявые буквы. Короткое матерное слово.
Молчание длилось не меньше минуты.
- Так... - сипло выговорил наконец Василий. - Выходит, мы тут все-таки не первые...
Оба вздрогнули и посмотрели друг на друга, пораженные одной мыслью: а что же стало с тем, кто это выдолбил? Надпись - осталась, а сам?..
5
Голодно, странничек, голодно,
Голодно, родименькой, голодно!
Николай Некрасов
Василия мучили кошмары. Ему снилось, что он мечется, увертываясь, по своей разгромленной комнате, а за ним, раскинув руки неравной длины, ковыляет враскачку страшная безликая кукла. С кривоватого белесого плеча медленно соскальзывает гардина, сорванная и брошенная ей в голову Василием (Зачем? Она ведь и так слепая!), а он, выиграв очередную пару секунд, рвет дверцу шкафа и выдергивает ящики, точно зная, что где-то тут должен быть его пистолет.
Вновь увернувшись, он оборачивается и цепенеет от ужаса: в углу комнаты, грозно подбоченившись, стоит жена и, сводя брови, наблюдает за безобразной сценой.
- Ах ты кобель-кобель!.. - скривив рот, говорит она и выходит из угла, явно не понимая, насколько это опасно.
- Куда?.. Назад!.. - в страхе кричит Василий, но жена вдруг начинает пугающе меняться, и вот уже две слепые белесые твари, раскинув руки, идут на него с двух сторон. Теперь не выкрутиться... С этой отчаянной мыслью он и проснулся.
Резко приподнявшись на локте, открыл глаза, но радость, озарившая покрытое испариной лицо, быстро сменилась растерянностью, и, испустив болезненное "о-ох...", Василий зажмурился и уронил тяжелую взъерошенную голову на грудь.
Заставив себя снова разъять веки, он увидел свою мощную пятерню, упирающуюся в светло-дымчатое слегка искрящееся покрытие. На ощупь оно было упругим и прохладным, как чисто вымытый линолеум. А с виду - и не подумаешь даже: хрупкое, твердое, щелкни - зазвенит...
