В своем бесстыдстве торопливых,
Как вздох «о нем» или «о ней»:
(К сожалению, автору пришлось отказаться от мысли привести дословно обнаруженные стихи, а также приложенные к ним рисунки по причине их полной непристойности. Отметим все же, что, наряду с прочим, в них фигурировал черный хвостатый бес с большими рогами.)
Бесовский облик не смутил
Ни сердца, ни души мятежной,
Однако ж взялся я прилежно
Решать, кто был сей Азраил.
Чертям заказаны пути
В наш трезвый век к девичьей келье.
Но наших бабушек веселье
Способно было в грех ввести.
Альбому с лишком сотня лет
Исполнилась – я видел ясно.
Но от потехи той опасной,
Конечно, мог остаться след.
И я недолго изучал
Хозяйки дома смуглый профиль:
Был виноват не Мефистофель,
А местный Мавр – иль Ганнибал!..
Лесная глушь
Мне изрядно прискучили мертвые барышни, но живых было что-то не видно. То ли сменился их нрав, то ли лето было раннее, но только на кладках никого, кроме мальчишек, усмотреть мне не удалось. Мицкевич, начатый с азартом, тоже продвигался кое-как, и, словом, я был даже рад просьбе деда съездить с ним в лес по дрова.
Я люблю украинский лес. Он тих, пуст и величав, словно древний храм. Дедусь с давних пор работал в местном лесничестве, знал свое хозяйство как никто, а теперь, будучи на пенсии, имел право на несколько кубометров вырубки (обычно весенней), хватавших ему с лихвой на полгода. «А дальше углем топи!» – говорил он, разводя руки. Уголь покупал на свой счет, из тех жалких крох, что составляли его пенсионный оклад за пятьдесят лет беспорочной службы. «Вот так в год по рублю и заработал», – шутил он грустно. Все же «бесплатным» дровам бывал рад.
С самого раннего утра, когда невольно пожимаешься, встав из-под одеяла, к нашей ограде уже прибыл грузовик, управляемый молодым парнем, которого звали, точно нарочно, Гнат – как и нашего соседа. Бабушка, покормив и его, и нас, дала в дорогу бутерброды и фляжку прошлогоднего яблочного сока. С этим мы и поехали. Пока кузов был пуст, я поместился в нем и на первых порах был захвачен двумя заботами: тщетной попыткой приспособить под сиденье идеально голый и гладкий пень, а также более успешными увертками от набегавших справа и слева яблонь и груш, порой царапавших даже борт грузовика. Но вместе с деревней исчезли и они, зато пень принялся кататься от борта к борту, словно сорванная с цепей корабельная пушка в «Девяносто третьем году»: теперь я увертывался от него. Как раз к тому времени, когда мне захотелось казнить виновного, мы прибыли на место. Дедусь вылез из кабины и двинулся прочь от просеки по усыпанному хвоей подлеску. Я поспешил за ним, а знавший свое дело Гнат аккуратно развернул машину, съехал в кювет и стал осторожно пробираться меж симметричных стволов двадцатилетней (на взгляд) сосновой посадки. Таким образом вскоре мы все трое приблизились к первой заготовке, сложенной из распиленных на три части деревьев, лишенных ветвей; их поддерживали с боков врытые в землю колки, называемые тычками. Такое бревно в одиночку было бы трудно даже сдвинуть с поленницы. Но, хватая его с двух сторон, мы с Гнатом довольно бодро перекидали всю заготовку в кузов, не забыв и про
