Кому?
"Вчера, когда я покрывала твое лицо платком, мне на какой-то миг показалось, что ты невольно принес себя в жертву. . Однажды ты сказал мне ненароком, как имел обыкновение говорить:
— Я лишь молю провидение освободить вас, когда стану тебе не нужен.
Ты не сказал "освободить" тебя, и я подумала, что ты имеешь в виду меня и сына. И спросила:
— Освободить меня? От чего?
А ты улыбался так скорбно и вместе с тем так благостно, будто на тебя снизошло умиротворение. Но я переспросила:
— Быть свободной без тебя?
Я обняла тебя за талию, прижалась к тебе. И ты сказал мне ласково, проникновенно, как умел только ты один. Эта твоя манера говорить трогала до самой глубины души.
— Хорошо, Пресенсия.
Но я знала, что ты предаешь забвению то, что хотел сказать, потому что я тебя не понимала. Да и никогда не смогла бы понять, пока ты жил, было ли это свободой или рабством...
О, да! Весь ужас в том, что теперь-то я понимаю, что ты имел в виду. . Я, которая это отрицала...
Каждая смерть является тайным знаком другому. Человек умирает для кого-то или страстно любя кого-то. Для одного жизнь кончается со смертью, для другого что-то умирает при жизни.
"Когда ты сказал: освободить вас, ты имел в виду не только нас двоих. Наверное, ты думал также о своей жене или об Агате..."
Пресенсия сжала под столом руки, впиваясь ногтями в ладони.
"Агата должна прийти. Она должна прийти сюда. Я не выйду. Я не войду в ту комнату.
Только приди, приди! Хоть разок, хоть на минутку!.."
И флюиды ее души понеслись быстрее ветра, быстрее звука... Фройлан сказал:
— Договорились, я за тобой заеду. Да, твоя мать здесь...
О чем думает та, другая мать? Ведь ее дочь, которая должна прийти сюда, родилась от того же Вентуры, который дал сына и ей, Пресенсии. Здесь, рядом, находилась женщина, зачавшая в своем чреве дочь от него...
Пресенсия встала, увидев, что Фройлан повесил трубку и снова устремил взгляд на балконное окно. Безмолвно, глазами он спрашивал: "Отсюда?", но вопрос не требовал ответа. Что-то более могущественное, чем голос или жест, исходивший от Пресенсии, удерживало его, мешая уйти.
— Вы его зять, да?
Это был ненужный, глупый вопрос, но он принес им обоим облегчение.
Фройлан заметил, что, произнося слова, она заглатывала окончания, будто в ее слабых легких недоставало воздуха, чтобы наполнить их звуком.
Черная шерстяная юбка ниспадала с ее бедер, плотный шерстяной свитер плотно облегал маленькие, едва заметные груди.
