– Когда мы успели вернуться, Наденька? – вопрошающе произнесла тетя. – Это шампанское, возможно, оно прокисло.
– Не думаю, правда, я не заметила, как мы вернулись, но кое-что помню. Помнишь, тетя, мы остановились у сбербанка и Ёсиф пошел внутрь? Я это почему-то отчетливо помню.
– Нет, я не помню, видимо, на меня шампанское действует иначе. А где мои розы? – проведя рукой по волосам, заметила тетя. – Я что, ее потеряла?
– Да далась тебе эта виньетка, потеряла по дороге, возможно, – резко ответила Надя. – Что-то не так. А где эти олухи.
Произнеся эту фразу, они с тетей услышали доносившийся из дальней комнаты мат Сталена. Надежда подошла к двери и толкнула ее своей изящной ножкой. То, что она увидела, окончательно убедило ее в догадке. Над столом склонились долговязый и ее грузин, на столе лежали восемь слитков желтого цвета. Стален орал на непонятном грузинском наречии. Орал он почему-то на слитки. Подойдя ближе она увидела, что все слитки грубо выкрашены желтой краской, края некоторых имели выщерблины, под которыми виднелось темно-серого цвета вещество. Это был металл. Сомнения рассеялись. Надя подошла к столу, взяла в руки один слиток и, махая перед носом у Ёсифа, учительским тоном потребовала объяснений. Стален рассказал правду. Надя заревела и удалилась в комнату к тете. Через полчаса она с красными от слез глазами подошла к Ёсифу, что было силы влепила ему пощечину и громко объявила:
– Если ты, скотина, не перестанешь воровать, я от тебя уйду, я не собираюсь тратить свою жизнь на вечную каторгу. С этого дня, Ёсиф, ты будешь делать только то, что я говорю, и баста, другому не бывать. Ты меня понял, скотина?
– Понял, понял. НЭ нервнЫчай, не крЫчи, я тебе лУблю, Надя, я больше не буду, – по-детски ответил Стален.
– Вот и хорошо, а теперь спать, и чтоб я вас не слышала до утра, – она со всего размаху хлопнула дверью комнаты. И, подойдя к тете, попросила прощения за все.
Утро следующего дня задалось ясным и теплым. Дождь, моросивший накануне, за ночь весь вылился и ушел тонкой полосой в Залив. Квартира тети постепенно просыпалась. Первым проснулся Джежинский и соответственно проскочил незамеченным в уборную. Проведя утренний моцион, он вошел в залу, где еще вчера проходила вечеря. Оглядев стол, он заметил недопитый бокал и потянулся за ним.
– Шампанское по утрам пьют либо аристократы, либо дегенераты, поставь на место, Филя, – резко прикрикнула Пупская. Она стояла в дверном проеме, вся пронизанная утренними лучами света, с распущенными волосами. И от этого силуэтоподобного образа она становилась еще более грозной, и голос ее звенел зловеще.
