Из шеи потекла не кровь, а молоко, а масличное дерево, под которым происходила казнь, тут же покрылось спелыми плодами…
С фантазией у автора жития были, конечно, проблемы.
Если бы я писал житие, я бы там такого наворотил, что вся планета была бы заставлена храмами в честь Пантелеймона.
К Рудольфу приехала жена, милая такая старушка, которая очень о нем заботится. Если я доживу до возраста Рудольфа, то мы с женой будем выглядеть так же, но это вряд ли.
Он всегда собирает по всей столовой оставшийся хлеб и потом передает его жене в огромных пакетах.
Что она с этим хлебом делает – неизвестно.
Приезжает она почти каждый день.
Вчера видел жену и мать Сани. Мать вроде нормально выглядит, а жена смотрится еще хуже Сани – алкоголизм в последней стадии, и на вид ей лет пятьдесят, хотя ей всего 24 года.
Такие дела.
16.08.2009 (воскресенье, день)
Спал без сновидений, во всяком случае, их не запомнил.
Уснул часа в два ночи, под бесшумный свет лампочки деда, упорно читающего, на этот раз почему-то – Russian News-week…
Проснулся ровно в восемь, выполнил весь обычный утренний туалет.
Все еще спали.
Потом утром смотрел по телевизионному приемнику интересный и образовательный сюжет о том, как вчера задержали распространителя героина, который делал закладки (то есть оставлял товар в определенных тайниках, известных покупателям) на Сибирском тракте, в районе остановки «Психбольница».
А ведь это наша остановка…
На завтраке в столовой встретил Малинина с подбитым глазом (перевели, наконец, из первой палаты).
Он, как затравленное, но выздоравливающее животное, ел кашу – обычная гадость, геркулес, естественно, без масла, соли и сахара.
– Чё, одежды нет нормальной? – спросил я.
Он до сих пор был в приятной и успокаивающей униформе первой палаты.
– Да меня только ночью перевели…
– Тебе же недолго вроде осталось?
– До девятнадцатого, а потом на платное лечение.
– Чё, дядя постарался?
– Да они все стараются…
Звучит немного странно. Когда меня перевели во вторую палату и вернули телефон, он попросил позвонить его деду и, как запасной вариант – дяде.
Его увели обратно в первую палату, а я стал звонить деду, который страдал – скажем так – проблемой со слухом.
Только раз на третий мне все удалось объяснить деду, и дед сказал: «Так он уже пять лет в тюрьме отсидел (Малинину двадцать три года. – Авт.), эта тварь бухает все время, так что пошел он на хуй».
И перед тем как дед Малинина в последний раз прокричал в трубку: «Пошел он на хуй!», я успел крикнуть: «Позвоните дяде, пусть он мне перезвонит!»
