– Вы должны его увидеть!
– Кого?
– Кубышку Крадо Крадовича!
– Но кто это?
– Как? Вы не знаете Кубышку? А разве в Первопрестольной о нем неведомо?
– О нем…
– О нем!
– Кажется…
– Это же наш главнейший финансист! Голова от денег и деньги от головы! А вот, кстати, и он!
Передо мной сейчас же возник местами упитанный, но чаще худощавый мужчина. Нетерпение было написано на его лице. Нетерпение и благость, на носу его помещались очки – словно бы они там были с рождения, на руке – часы с бриллиантами, кои, между прочим, он тихонько прятал. От меня это движение не укрылось.
– Сергей Петрович, дорогой! – воскликнул он, ломая и прижимая руки к груди.
– Я… – вырвалось из меня.
– Нет, я! Как я рад! Как я рад! Нет! Не рад! Я просто счастлив видеть вас. Не помните ли вы меня?
От нежной пахло восхитительными цветами, и свежестью просто обдавало, обдавало и еще раз обдавало, и еще, и еще раз, что ни шаг – то свежесть.
– Я… – вырвалось из меня еще раз с таким отчаянием, будто бы и никогда не вырывалось до того.
– Конечно же, – подхватил сам себя мой собеседник, легонько сжал и тут же отпустил, – скромные служащие вашего департамента могут ли запомнить других верных, но скромных?
– Но…
– Понимаю! – глаза его являли собой живейшее участие, неясную мне мольбу и снова участие. – Не время сейчас о делах наших скорбных, но убежит ли кто своей судьбы, судьбинушки! Поверите ли, сперло, сперло в зобу от радости.
– Однако…
– Понимаю, понимаю, бал, но после бала, – тут он позволил себе прикрыть глазки, подхихикнуть и осклабиться, – после бала надо бы нам побезобразничать с цифрами.
– Помилуйте…
– Конечно! Это я вольность сказал. И в мыслях не было! Поверьте! И в мыслях!
И я сейчас же оказался снова в объятьях нежной дивы – до сих пор не понимаю, куда все пропадали и сейчас же возникали, просто сумасшествие какое-то. От нежной пахло восхитительными цветами, и свежестью просто обдавало, обдавало и еще раз обдавало, и еще, и еще раз, что ни шаг – то свежесть.
– Вы – бука! – сказала она мне, капризно скривив свой восхитительный ротик.
– Я?
– Вы, вы, вы, и нечего отпираться! Почему вы до сих пор меня не замечали? Почему? Как вы осмелились!
– Я…
– Послушайте, как бьется мое сердце!
Сейчас же моя рука оказалась в области ее груди.
– Ну? – спросила она строго.
– Что? – я стал пунцовым, как обварившийся рак.
– Бьется?
Я смог только судорожно кивнуть, так я был занят. Я был занят мыслью о ней.
– Куда? – спросил я какую-то глупость.
